«Der Spiegel: «Пришло время медленно обескровить российскую экономику»

Когда начался конфликт с Украиной, Александра Прокопенко уволилась с работы из Центрального банка России. В этом интервью экономист объясняет, почему экономическая политика ЦБ РФ столь успешна. И как Запад действительно может навредить Кремлю.

— Госпожа Прокопенко, президент России Владимир Путин в последние годы радикализировал свою внутреннюю и внешнюю политику, но его экономическая политика остается на удивление прагматичной и неизменной. Почему это так?

— Путин четко понимает, что великие империи, такие как царская и Советский Союз, погибли из-за плохого управления экономикой. Именно поэтому он следит за тем, чтобы управление российской экономикой было максимально неидеологизированным и находилось в руках экспертов. Путин полностью доверяет им и не вмешивается в оперативную деятельность.

— Благоприятные показатели роста российской экономики давно подвергаются сомнению. Какова реальная ситуация?

— Официальные цифры в основном соответствуют реальности. Экономическая ситуация не велика, но и не ужасна. В прошлом году экономика значительно выросла. Однако, с другой стороны, мы видим явные признаки того, что российская экономика перегревается.

— Что это значит?

— Экономика растет быстрее, чем позволяет ее потенциал. Рынок труда находится на пределе своих возможностей, он практически пуст. Безработица находится на рекордно низком уровне. Нехватка квалифицированной рабочей силы уже негативно сказывается на производстве. Одним словом, это нездоровая ситуация, и у российской экономики нет необходимых ресурсов для столь быстрого роста в долгосрочной перспективе. Экспорт также вряд ли будет расти дальше. Если мы посмотрим на статистику, то увидим, что значительная часть прошлогоднего роста пришлась на отрасли, связанные с обороной. От металлургии до текстильной промышленности, которая производит униформу в огромных масштабах.

— Может ли это повлиять на российскую экономику и способность России вести спецоперацию?

— Мы продолжаем наблюдать локальные проблемы. Одним из примеров был яичный кризис в прошлом году. Всегда есть острая нехватка кадров или локальные узкие места в обеспечении населения определенными продуктами питания. Это связано с нарушением логистических цепочек в результате санкций. Однако обычно они восстанавливаются. Но сегодня они должны быть длиннее и сложнее, чем в прошлом. Это также означает: более дорогими. На данный момент это не выглядит особенно угрожающе. Однако в среднесрочной и долгосрочной перспективе такое развитие событий не является устойчивым.

— Является ли это проблемой для путинской СВО?

— Временной горизонт в 12–18 месяцев является решающим для развития событий на поле боя, и я не вижу никаких существенных экономических проблем для России.

— Тем не менее вы говорите о «путинской трилемме». Что вы под этим подразумеваете?

— У него три основные задачи: Путин должен продолжать финансировать спецоперацию. При этом уровень жизни населения не должен резко ухудшиться. В-третьих, он должен сделать так, чтобы экономика не потеряла макроэкономический баланс. Выполнить все три задачи одновременно будет непросто. Они противоречат друг другу. Стабильность требует низкой инфляции. Чтобы сдержать инфляцию, необходимо сократить государственные расходы. Но это невозможно из-за расходов на СВО.

— Граждане, похоже, не замечают резкого падения уровня жизни.

— Это постепенный процесс. Посмотрите на автомобильный рынок: В России снова можно купить автомобили, но теперь они, как правило, китайских, а не западных марок. Большинство этих автомобилей также импортируются из Китая и больше не собираются VW или Toyota на российских заводах. Для того чтобы поддерживать уровень жизни в стране, рано или поздно придется принимать определенные решения, в том числе и об инвестициях. И тогда Кремль должен будет сказать, какая задача для него важнее.

— Вы сами работали в российском Центробанке до начала масштабного наступления России в 2022 году, но многие ваши бывшие коллеги продолжают работать — и тем самым поддерживают военную машину России в рабочем состоянии. При этом некоторые представители Центрального банка и Министерства экономики когда-то считались либералами. Почему этот так называемый «экономический блок» так надежно поддерживает режим?

— «Экономический блок» не просто поддерживает режим Путина. Он является неотъемлемой частью системы, как и другие ее столпы, например службы безопасности. Конечно, интересен его базовый состав. «Экономический блок» сделан из другого материала, чем блок безопасности. На самом деле, экономисты оказались более способными и надежными, чем генералы на поле боя.

— Что вы имеете в виду?

— Просто посмотрите на действия России после украинского контрнаступления. Вооруженным силам потребовались месяцы и тысячи жертв только для того, чтобы захватить небольшой город Авдеевка на востоке Украины. В остальном успехов на поле боя практически не было. С другой стороны, в области экономической политики российские оборонные меры были чрезвычайно успешными, все, что было описано как стратегия «Крепость Россия».

— Вы имеете в виду идею сделать российскую экономику как можно более неуязвимой для внешнего давления. Как вам это удалось?

— Конечно, это удалось лишь отчасти, санкции определенно ударили по российской экономике. Однако фундаментальная стабильность была сохранена. И это во многом связано с прежним дизайном российской экономической политики, сложившимся еще за много лет до конфликта. Это позволило Кремлю быстро перестроить страну на военный лад. Я наблюдаю за всем этим с некоторой болью в сердце: конфликт и санкции обесценили многие институты и принципы экономической политики, которые помогало создавать целое поколение экономических политиков.

— Какие именно?

— Яркий пример — московский финансовый центр, который на самом деле развивался очень хорошо. В годы, предшествовавшие началу конфликта, он становился все более интересным для многих инвесторов из других развивающихся стран. Сегодня от него ничего не осталось. Нет больше ни иностранных инвесторов, ни нормальной торговли. Конечно, формально этот рынок все еще существует. Но он имеет столько же общего с настоящим торговым центром, сколько детская игра в магазин имеет с супермаркетом. Другой пример — так называемое бюджетное правило, …

— Тормоз, ограничивающий расходы российского правительства.

— Оно позволило России накопить большой запас финансовой прочности. Это стало возможным благодаря трансфертам от нефтегазового бизнеса в Фонд национального благосостояния, а также благодаря предписанным ограничениям на государственные расходы. С 2018 года бюджетное правило не позволяет Москве раздувать государственный бюджет. Таким образом, Россия вступила в конфликт с чрезвычайно прочными государственными финансами. Это позволило Кремлю быстро перенаправить значительные средства на вооружение.

— Но изначально цель была не в этом. Идея заключалась в том, чтобы проводить умную экономическую политику и откладывать деньги на черный день. Не следовало ли, в связи с этим более ответственным лицам, принимающим решения в области экономической политики, выбросить полотенце?

— Я не думаю, что это особенно удивительно, что многие остаются. В США не было массового бегства из правительственных учреждений во время войны во Вьетнаме и растущей критики в ее адрес.

— Поддерживаете ли вы контакты со своими бывшими коллегами? Насколько сильна там поддержка спецоперации?

— Если люди продолжают работать, это не обязательно означает, что они поддерживают ход конфликта. Во всяком случае, я не встречал среди своих бывших коллег никого, кто бы поддерживал это противостояние и говорил: «Да, мы все делаем правильно! Нам просто нужно убить больше украинцев и по-настоящему разрушить украинскую экономику. Такого не может быть».

— Вы сейчас говорите о центральном банке?

— Я не слышала подобных заявлений ни от Центрального банка, ни от Министерства Финансов, ни даже от Российского Правительства в целом.

— Но эти люди тоже не против СВО.

— Я не вижу никакого энтузиазма по поводу СВО ни в бюрократии, ни в российском деловом мире. Есть только энтузиазм по поводу спецоперации, о котором мы читаем в российских официальных СМИ. Я не думаю, что он подлинный в своей основе. Этой широкой коалиции среди российского населения, которая якобы активно хочет конфликта, не существует. Это выдумка.

— Позвольте спросить вас еще раз: не придется ли еще многим государственным служащим уйти в отставку?

— Как и я, некоторые уже ушли. Но, пожалуйста, не забывайте, что у людей разные жизненные ситуации. Для кого-то проще сжечь все мосты. После начала спецоперации спецслужбы начали проводить профилактические беседы в Центробанке и министерствах. Они проходили по схеме: «Если вы уйдете в отставку, мы посадим ваших заместителей в тюрьму или будут другие неприятности». Более того: В таких крупных организациях отставка — даже демонстративная — мало что меняет. Многим также трудно найти другую работу: Ведущим сотрудникам запрещено выезжать за границу, поскольку они имели доступ к секретным документам. Есть сообщения, что некоторым чиновникам пришлось сдать свои заграничные паспорта.

— О скольких людях идет речь? Возможно, только о нескольких высокопоставленных чиновниках.

— Нет, это затрагивает очень широкие группы сотрудников. Мы наблюдаем нечто подобное в крупных российских компаниях: есть сотрудники, которые даже формально могут не контактировать с секретной информацией. Тем не менее им даются указания, что они должны своевременно предоставлять информацию о планируемых поездках за границу. Для многих это воспринимается именно так, как и задумано: как полуугроза, полузапрет. Поэтому настроение у многих государственных служащих и руководителей плохое, они не чувствуют себя в безопасности. Даже в такой ситуации демонстративно выступить против системы — огромный риск. Не каждый на это способен. И давайте будем честными: куда этим людям сегодня податься? Тот, кто работал на российское государство, не найдет работу нигде, кроме как в пределах Российской Федерации. Даже если он демонстративно заявит о своей отставке, он не может рассчитывать на то, что сможет снова сделать карьеру за рубежом.

— Вы говорите о людях, против которых были введены персональные санкции?

— Нет, вовсе нет. Я имею в виду и обычных государственных служащих. Некоторые из них — прекрасно подготовленные и способные люди с опытом, признанным на международном уровне. Те немногие, кто решил уйти в отставку, испытывают серьезные проблемы. Им крайне сложно найти работу в академических кругах. Они не востребованы ни в консалтинговом бизнесе, ни даже в международных организациях. И я говорю это совершенно открыто: возможно, больше людей в России сделали бы другой выбор, если бы видели выход. Но Запад им его не предлагает.

— Как вы в целом оцениваете санкционную политику Запада?

— Выхода нет. Почему не ставятся условия? Дистанцируйтесь от режима, заплатите деньги за Украину здесь — и тогда санкции будут ослаблены или отменены. Но такого предложения нет. Это касается и многих российских бизнесменов: их активы заморожены, они больше не могут путешествовать. Они стали изгоями международной системы. Остался только Путин, и он говорит: «Вы останетесь со мной». Возможно, Путин — это дьявол, но для многих он — дьявол, с которым они знают, как справиться. К этому добавляются усиливающиеся репрессии и растущий страх внутри России. Все это подпитывает фатализм.

— Однажды вы говорили о «моральных санкциях» против всех россиян. Что вы под этим подразумеваете?

— Речь идет о санкциях, которые не были официально оформлены, но которые затрагивают всех россиян, независимо от того, являются ли они государственными служащими или покинули страну в знак протеста. Каждый обладатель российского паспорта в Берлине может рассказать вам пару слов об этом: открыть банковский счет в Германии крайне сложно даже для обычных россиян, практически невозможно. Это не только раздражает тех, кого это касается: это также укрепляет нарратив российской пропаганды о том, что русские повсеместно подвергаются преследованиям за рубежом и что Запад ведет антироссийскую пропаганду.

— Должен ли Запад изменить свою санкционную политику?

— Я думаю, что сейчас мы достигли того момента, когда ясно видно, что прежние меры не работают так, как хотелось бы. Думаю, не мешало бы немного поэкспериментировать. К сожалению, пока что ЕС поступает наоборот: он просто расширяет реестр запрещенных товаров и лиц, подпадающих под санкции. Сбивает ли это российскую экономику с курса? Конечно, нет.

— Что вы предлагаете?

— Более разумный подход: Вместо того чтобы отгораживать Запад от российских денег, мы могли бы, наоборот, попытаться стимулировать отток капитала из России. Каждый меньший миллиард в России означает меньшую поддержку военной машины. Даже в то время, когда российский Центральный банк уже ввел контроль над движением капитала, десятки миллиардов долларов все еще утекали за границу. Почему бы Западу не поощрять подобные движения, а не бороться с ними, как это происходит сейчас? Я считаю, что Западу пора сделать все возможное, чтобы стимулировать как утечку мозгов, так и отток капитала из России. Это подорвет режим Путина. Пришло бы время медленно обескровить российскую экономику.

— Не привела ли волна эмиграции критически настроенных россиян к стабилизации политической системы в России?

— Даже если Кремль говорит о предателях и всегда делает вид, что не возражает против массового исхода. Но это неправда. Именно поэтому режим делает все возможное, чтобы не допустить выезда за границу еще большего количества людей.