Татьяна Хохрина ко дню памяти Иосифа Бродского

Сегодня 28 января 28 лет со дня смерти ИОСИФА АЛЕКСАНДРОВИЧА БРОДСКОГО. Я написала это раньше, но чувства мои к поэзии и личности Бродского неизменны, и редактированию не подлежат. Стихи его со мной ежедневно, как и чувство безмерности этой потери.

Ося, Иосиф, Josef…В этих трех звучаньях его имени, выбранных когда-то Л.Штерн для названия воспоминаний о нем, практически вся его жизнь. И код, открывающий всему человечеству, ирреальный канал не просто в мир поэзии, а в галактику, где Слово и Воздух — суть едины, где одному человеку подвластно всё, потому что он знает точное имя всему и выражает то, что происходит с тобой внутри и вокруг тебя, точнее и правильнее, чем ты сам…

Бродскому было отпущено то великое знание и та непостижимая для человека глубина, что удивительно, как он мог справляться с такой непосильной ношей.Он был так одинок, потому что равных не было. И дело тут меньше всего в сложности и неуживчивости характера, капризах и странностях гения или нежелании компромиссов. Дело в масштабе личности, просто не имеющей сравнимых величин. Площадка на вершине поэтического Эвереста, где стоял Бродский, не имела места, чтобы рядом встал кто-то еще…

Он прожил очень мало. Ну что такое 55 лет для бога?! Я не богохульствую и не впадаю в кликушеское умиление. Просто могла бы поставить его вровень с античными героями и богами. Он был и был бы прекрасен в любом возрасте. С редкими поэтами так происходит, но к Бродскому не подходят обычные критерии. С первыми же стихами в нем открылись способности и глубины, стирающие признаки возраста. Он был стихия. Как ветер или дождь или море. Как воздух. Поэтому его телесное исчезновение было печальным, но не отняло у людей этой кислородной подушки, этой фантастической и спасительной возможности дышать вместе с ним его стихами и продолжать жить.

Это по части высокого. Теперь по части земного. Сам факт его существования доказывает, что такие люди все же возможны в реальности. Это особо не обольщает, но надежду подает. И задает очень высокую сравнительную планку. Нелестную для большинства окружающих, потому, наверное, и ищущих в нем недостатки разного свойства. Но все же эта планка определяет масштаб и ориентир. Хорошо, что Бродский был. И как бы хотелось, чтоб он продолжал быть! Было бы ему сейчас только 84! Это в 25 нам казалось, что 80-летний мужчина — Мафусаил. Сейчас-то я знаю, что такие паспортные данные важны только в собесе. Ну был бы немолод. Ну даже староват. Какая ерунда! А вдруг мог бы еще писать?! А даже если и не мог бы. Хватило бы написанного. Просто жил бы. Шаркал по Мортон стрит или по Сан Марко. И от сознания, что он жив, было бы тепло на душе. Но не случилось…

Тогда — коротко о себе. Для меня Бродский — очень важная составляющая моей жизни. Составляющая и наполняющая. Образующая и поддерживающая. Спасающая и спасительная. Останавливающая и ведущая. Его стихи и не только — неотъемлемая часть меня. Я счастлива, что я их знаю. Я горжусь, что жила в одно с ним время. Я сохраняю его в моей душе. Я безмерно ему благодарна.

***

Он умер в январе, в начале года.
Под фонарем стоял мороз у входа.
Не успевала показать природа
ему своих красот кордебалет.

От снега стекла становились у’же.
Под фонарем стоял глашатай стужи.
На перекрестках замерзали лужи.
И дверь он запер на цепочку лет…(ИБ)

…Мой голос, торопливый и неясный,
тебя встревожит горечью напрасной,
и над моей ухмылкою усталой
ты склонишься с печалью запоздалой,

и, может быть, забыв про все на свете,
в иной стране — прости! — в ином столетьи
ты имя вдруг мое шепнешь беззлобно,
и я в могиле торопливо вздрогну.(ИБ)

Letum non omnia finit — Не всё кончается со смертью
(Секст Проперций)