Михаил Бару. Фёдор Кузьмич

Это еще при Хрущеве было, но не у нас…

Объявился у них там, на дальнем Западе, человечек один. Вроде как беглый партийный секретарек какого-то райкома. Вроде как сын Ильича и Инессы. Вроде как не задушили его в тридцать седьмом посланные в Углич капитан Битяговский и майор Качалов. Поначалу-то все отмахивались от него – какой, мол, из тебя сын Ильича? На себя-то посмотри. Тот языком мог мешки ворочать, а ты трех букв в одно слово связать не в состоянии.

Но тут сынка этого из Мексики по телефону сама вдова Троцкого признала. Всё, сказала, сходится – плешив, усами рыжими таракан, картавит за троих, а главное – на левой груди татуировка с черновиком отцовского письма к съезду. С его же правками…

Сам американский президент в это дело влезать не стал. Тогда только только Карибский кризис утих. Они еще штаны толком высушить не успели, а тут на тебе – новая на носу бородавка. В Белом доме сына Ильича не приняли, но спровадили к какому-то сенатору республиканцу, поляку по происхождению. Тот имел такой зуб на коммунистов, что он ему при ходьбе мешал – по паркету скреб.

Дмитрий у этого сенатора пожил на ранчо месяц, другой и нацелился на третий – так ему понравилось. О Советской империи и своих правах на партийный престол он и думать забыл. На кой это все ему сдалось, когда и здесь неплохо кормят. Он и вообще изменился от хорошей жизни – волосы стали расти гуще, картавил не так оглушительно и даже татуировка на груди побледнела. И как его сенатор ни уговаривал объявить во всеуслышание, что он единственный законный претендент на…

Была у этого сенатора дочка. Страшная, как социализм с человеческим лицом. И положила она на Дмитрия не только глаз, но и все, что у нее было – все девяносто пять килограммов своего невыносимо живого веса. И так оно все заверте… Короче говоря, сенатор поставил перед самозванцем вопрос ребром – или давай женись, или…

Ровно через месяц Дмитрий уже пересекал границу Украины в районе Чернигова на рейсовом автобусе с группой паломников челночников… Про кампанию шестьдесят третьего года рассказывать смысла не имеет – она прекрасно описана в исторической литературе. Взять хотя бы фундаментальный пятитомник известных кремленологов Уильяма Бонса, Израэля Хэндса и Джона Сильвера «Претендент на», в котором все события расписаны буквально по минутам. Там и про бой под стенами Нарофоминского райкома, когда самозванец в решающую минуту вынес на линию огня рукопись «Шаг вперед – два шага назад» и двери райкома сами собой растворились, и про то, как он открытым голосованием победил первого секретаря Тульского обкома, и про торжественный доклад на партийном съезде в Москве, после которого рядовые члены партии со слезами целовали край его трибуны… И тут американский сенатор приехал с дочкой в Москву…

Про дальнейшую судьбу самозванца говорили разное. Бонс, Хендс и Сильвер считают, что его забаллотировали насмерть на каком-то уличном партсобрании в районе Китай города и какая-то сердобольная старушка, помнившая еще его отца, тайно похоронила самозванца в простой урне для голосования на станции метро «Площадь Ильича». Наши же исследователи Петров и Васечкин в работе «Партийные расстриги» утверждают, что Дмитрий долго жил по вьетнамскому паспорту на Черкизовском рынке, а потом переменил пол и исчез из Москвы. Только через десять лет следы его обнаружились в ведомостях партийных взносов одного из отдаленных райкомов Камчатки.

Самозванец пережил и Хрущева, и Брежнева. Умер в самом начале перестройки. Горбачев знал о его существовании и велел его разыскать. Кинулись – а он уж успел помереть. Нашли, однако, могилку, сфотографировали и фотографию отослали в Москву. На снимке видна простая фанерная звезда с надписью от руки «Федор Кузьмич». И все. Даже фамилии нет никакой.