Анатолий Головков. ЕЩЕ НЕМНОГО О ШПАЛИКОВЕ

 

Надо договаривать некоторые вещи до конца, если ведешь речь о времени.

О шестидесятых, когда вдруг оказалось, что можно снимать почти что хочешь, только волчью роль руководящую большевиков не трогать.

Вечером выпивали вгиковцы с друзьями.

Днем работали.

Ночью писали.

Как у Александра Аронова: «Утром встань, день пиши, вечер пей.»

Как и вот эти трое на снимке, — о ком почти не знают дети, но для нас почти классики: Шпаликов, Ромадин, Тарковский.

А кто их снимал? Может, и Шукшин.

Андрей Гену обожал, от Шпаликова — будто током било.

И когда Шпаликов просто шел по коридору ВГИКА, девчонки замирали, многим казалось — словно он идет по ступеням вверх, в небо, выше, выше, и вот уже не дотянуться до него!

Но Шпаликов не писал сценариев для Тарковского, а Ромадин, как художник-постановщик, делал с Тарковским и «Андрея Рублёва», и «Соляриса».

Все они прожили довольно мало, — не из-за водки, из-за судьбы.

Дольше всех — Михаил Николаевич Ромадин. Но тоже рановато ушел, сразу за семьдесят, в январе двенадцатого.

Свободолюбивые вгиковцы шестидесятых сгорали в «застое» семидесятых — и я более сучьего времени при этих чекистах-ленинцах не припомню.

Более сучье только теперь, когда отняли страну, Москву, Питер и все остальное, и паспорт на границе показывать стыдно.

Но и те не дали снять Шукшину про Разина. Морально выкручивали руки Тарковскому.

В ноябре 1974-го, когда Шпаликов развязал, чего бы Горину дать ему не просто на дешевое вино, но одолжить десятку-другую, чтобы водки выпил, покушал? И, может, не полез бы полупьяный вешаться на шарфе.

Могу оказаться не прав — а у Шпаликова не спросишь.

И у Горина не спросишь: давно нет гениального Горина.

Ну, а сейчас за середку XXI века зашло; вспоминают иногда лишь о том, кто повесился.

А этот застрелился.

Того вытолкали за границу, там и помер, не понимая даже, на каком языке говорят медсестры.

Не успев ни дом отчий вспомнить, ни креста поцеловать.

А в завещания их — кто делал прекрасное кино, и, вообще, искусство, в их предостережения — не вчитываются.

В завет не вчитываются, простой и сердечный: чтобы не жгли попусту время и берегли друг друга.