Автор:
Увы, дела сегодня обстоят в мире так, что события недавнего прошлого, не успев еще по-настоящему потрясти и ужаснуть нас, уступают место новым злодеяниям, которыми мы возмущаемся с готовностью, с лихорадочным и несколько подозрительным усердием, забывая при этом, где причина, где следствие; не только в соседних (…) краях, но и здесь, в собственной нашей стране, уже принято говорить о сегодняшнем дне так, будто перед ним не было никакого вчерашнего.
Знаю, всем нам кажется, будто мы всё знаем об этих вещах, и знаем достаточно. Но когда стоишь на месте массового убийства, оказывается, что мы не знаем вообще ничего. Ибо трудно помнить то, что невозможно вообразить.
Думаю, подлинного ужаса и отвращения мы пока не испытали, а страх, что придется все-таки их испытать, заставляет едва ли не сладострастно внимать каждому новому известию о злодеяниях на нашей земле. Как будто одно злодеяние можно оправдать другим, еще более страшным злодеянием.
(…) Речь идет, говоря упрощенно, о не осмысленном еще до конца всеми нами факте, что во времена, когда нам довелось жить на земле, современники наши совершают вещи, на которые, казалось нам прежде, человек не способен.
Быть может, именно здесь кроется наиболее важная причина,(…)почему столь многое из того, с чем сегодня мы там сталкиваемся, не вызывает у нас доверия; вновь повсюду, словно тогда не хватало именно этого, воспроизводится та же самая культура, отстраиваются театры и концертные залы, проводятся поэтические чтения, словом, налаживается духовная жизнь, способная удовлетворить высокие и самые высокие запросы, но, как правило, без стремления подвергнуть переоценке (…) понятие культуры, столь явно дискредитировавшее себя .
Увы, я не могу коротко и ясно объяснить, что следует понимать под культурой. Но к важнейшему жизненному опыту, выпавшему на долю моего поколения, принадлежит, мне кажется, и неоднократно подтверждавшийся факт(…): можно быть, скажем (…) палачом (….), и в то же время — замечательным, тонким музыкантом, с восхищением и подлинным пониманием, с любовью даже беседующим о Бахе, Генделе, Моцарте, Бетховене, Брукнере. Назовем данное качество, отличающее подобный тип людей, эстетской культурой.
Главным ее отличительным признаком является то, что сам по себе факт ее наличия ничего еще не доказывает. Это род духовности, позволяющей иметь самые возвышенные помыслы и в то же время не способной предотвратить самого низкого падения человека, это культура, аккуратно отмежевывающаяся от требований человеческой повседневности.
Культура в таком понимании — возвышенный кумир, (…) культура шизофренической раздвоенности, и она, бесспорно, не в состоянии спасти человечество.
Неудивительно, скорее ужасно, сколь многие письма моих немецких коллег отстаивают именно такое понимание культуры; стоит только упомянуть о германском вопросе, как тут же всплывают имена Гёте, Гёльдерлина, Бетховена, Моцарта, всех, кого на протяжении столетий дала миру Германия, и неизменно только ради одного: чтоб утвердить гениальность как возможное алиби.
Макс Фриш: можно быть, скажем (…) палачом (….), и в то же время — замечательным, тонким музыкантом, с восхищением и подлинным пониманием, с любовью даже беседующим о Бахе, Генделе, Моцарте, Бетховене, Брукнере. Назовем данное качество, отличающее подобный тип людей, эстетской культурой.
Главным ее отличительным признаком является то, что сам по себе факт ее наличия ничего еще не доказывает. Это род духовности, позволяющей иметь самые возвышенные помыслы и в то же время не способной предотвратить самого низкого падения человека, это культура, аккуратно отмежевывающаяся от требований человеческой повседневности.
Культура в таком понимании — возвышенный кумир, (…) культура шизофренической раздвоенности, и она, бесспорно, не в состоянии спасти человечество.
=====================
Я думаю, эстетская культура есть только часть культуры как той жизненной атмосферы, можно сказать, фабрики жизни, в которой рождается и развивается человек. В этом смысле фермер и ученый погружены в одну культуру, и хотя они усваивают разные ее элементы, в целом (в большинстве!) принадлежат одной культуре. Поэтому в современной России, как и в нацисткой Германии, оказались едиными верхи и низы. На момент истории? Это следующий вопрос.
Нацистская культура была на тот момент «великой» в том плане, что она проникла, повлияла, была воспринята в других культурах, как в Европе, так и вне ее. Это было связано и с тем, что она выросла на почве классической немецкой культуры, которая как, скажем, и французская, проникала, влияла, усваивалась другими культурами, включая русскую. Со своим крахом нацистская культура обнаружила свою низость, преступность, подлость, пошлость, История культур не однолинейна. Но, обращаясь к истории русской культуры, мы видим проникновение в нее и влияние других культур, когда, например, языком культурной прослойки был французский, когда образование строилось на немецкий манер, когда политические взгляды развивались под влиянием англосаксонского мира и т. д. Но ничего подобного мы не наблюдаем в обратном направлении. Марксизм, ставший идеологией советской России повлиял на разные сферы политической и идеологической карты мира, но и марксизм не был продуктом Российской культуры. А то, что в мире знают иных русских писателе, музыкантов, танцоров и пр., так это понятно в пределах эстетской культуры, о которой говорит Макс Фриш, но которая есть только момент культуры как системы и сведение к которому понятия культуры в целом может искажать простановку вопроса.
P.S. Все это остается дискуссионным вопросом, но важным для понимания культурного падения России!
Выдержки из статьи Макса Фриша «Культура как алиби» (1949)
Увы, дела сегодня обстоят в мире так, что события недавнего прошлого, не успев еще по-настоящему потрясти и ужаснуть нас, уступают место новым злодеяниям, которыми мы возмущаемся с готовностью, с лихорадочным и несколько подозрительным усердием, забывая при этом, где причина, где следствие; не только в соседних (…) краях, но и здесь, в собственной нашей стране, уже принято говорить о сегодняшнем дне так, будто перед ним не было никакого вчерашнего.
Читать дальше в блоге.