Сергей Чупринин. АННИНСКИЙ (ИВАНОВ-АННИНСКИЙ) ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1934-2019)

 

Охотник до рискованно красного словца, А. любил называть себя полукровкой и шутил, что своим появлением на свет он обязан Советской власти, потому что только благодаря ей в Москве смогли встретиться его отец, казак из станицы Новоаннинской,  и мама, еврейка из-под Чернигова.

Так он, русский литератор, и прожил свой век —  как связующее звено, «медиатор» или «межеумок», «отпрыск двух „нерусских“ народов: донских казаков  и евреев; оба — кочевые, никаких властей не признавали: одни из страха, другие — из гонора…»

Против властей А. не бунтовал, но их сторонился: даже диссертацию так и не написал, в партию не вступил и, хотя всю жизнь проработал в штате,  никогда ни кем не руководил: ни в журнале «Советский Союз» (1956-1957), ни в «Литературной газете» (1957-1960), ни в «Знамени» (1960-1967), ни в Институте конкретных социологических исследований АН СССР (1968-1972), ни в «Литературном обозрении» (1990-1992), ни в «Родине» (с 1992), ни в ставшей истинно родной «Дружбе народов» (1972-1991, 1993-2019), где он при втором своем пришествии «дорос» до титула члена редколлегии.

Зато, автор почти тридцати книг и более пяти тысяч статей, А. печатался всюду, куда его приглашали. Был уверен: «Дело действительно не в том, где напечатано, а в том, что написано,  Мог, поддразнивая честную публику, разочек одновременно опубликоваться в «Новом мире» А. Твардовского  и в «Октябре» В. Кочетова (1962) или свою статью из прохановской газеты «День» без единой поправки перепечатать в еврейском журнале «Время и мы» (1991).

И только ли озорство это? Или осознанная позиция – и тут, насколько хватает сил и вкуса, чувствовать себя связующим звеном «между либералами и ортодоксами», интернационалистами и националистами? «Конечно, — вспоминает А., — я хотел быть вместе с Лакшиным, Буртиным, Виноградовым и другими авторами журнала «Новый мир». Но они не пустили меня в свою компанию,  и вскоре я понял причину. Им нужны были бойцы, готовые насмерть стоять за либеральные идеи. А я по характеру никакой не воин. Идти к правым уже мне не хотелось, в итоге навсегда остался между одними и другими. Пограничником. Или, если изволите, пограничной собакой, которая так и не влезла ни в чью конуру».

Ничем предосудительным А. никогда не запачкался, но, по его собственным признаниям, помимо либералов, дружил и с В. Кожиновым,  и с И. Шафаревичем, и со Ст. Куняевым, своим университетским однокашником. В Союз писателей был принят в 1965 году  по рекомендациям, полученным от плохо совместимых друг с другом Е. Книпович, А. Макарова и Б. Слуцкого.   В марте 1966-го поставил свою фамилию под письмом в защиту А. Синявского, но в дальнейшем от участия в каких-либо коллективных акциях зарекся. «Ходил в литературе, —  сказано в автобиографии, — как кошка, сам по себе».

Зато в споры вступал охотно – и совсем не с тем, чтобы непременно победить в эстетических дуэлях или, упаси Господи, идеологических распрях. Сама стихия полемики разогревала его мысль, делала ее пластичной и почти всегда провокативной, и собеседников (прежде всего читателей) подталкивала к большей свободе – по крайней мере, ассоциаций.

Так и предупреждал: «Лезу между кулаками».   При этом читательской эмпатии нимало не мешали ни эзопов язык, на который А. был большой мастер,  ни даже небрежно элегантное употребление предписанных начальством казенных  формул: мол, «слова – ваши, а порядок слов – мой».

Речь могла идти о чем угодно – например, о Лескове или о литовской фотографии, романе «Как закалялась сталь» или об экранизациях Льва Толстого, поэзии Серебряного века или о бардах, — какая, собственно говоря, разница, если соглашаться с ним было отнюдь не обязательно, зато читать всегда интересно. Поэтому его «виртуозные, бесшабашные» статьи, лишенные, — по словам М. Эпштейна, — «того добродетельного занудства, которое проскальзывало даже в писаниях самых либеральных, новомировских критиков»,  разыскивали и в молдавских «Кодрах», и в петрозаводском «Севере», и в воронежском «Подъеме», а книги, чего с критиками почти не бывает, становились бестселлерами.

Филологии в них, по правде говоря, немного. И современные А. писатели (Ю. Трифонов, скажем) даже, случалось, сердились, что критик, пользуясь техникой «огибания текста», которую он сам же и разработал, навязывает им свои темы и свои выводы. Всё так, и А. не раз говорил, что авторские намерения и художественный уровень разбираемых произведений его интересует меньше, чем «состояние художника»,  равно как и то, что сегодня «с нами происходит».    И что происходит в его собственной душе, всегда неспокойной, чурающейся априорных истин. Какая к шутам филология, тут с самим собой бы разобраться, и недаром ведь, отвечая однажды на вопрос, для кого он пишет, А. заметил: «…Уткнусь в зеркало».

Но эти разборки с самим собою, вступающие в резонанс с такими же разборками в душах читателей, и есть ведь литература, так что А. со своей «атакой стилем», уступая многим коллегам в летописании литературного процесса, переигрывал всех именно как писатель.

Ближе к XXI веку А., как и многие, признался: «У меня сейчас проблема. Мне стало скучно читать художественную литературу»  Выручал однако же профессионализм, так что о новых книгах, в том числе и о совершенно необязательных, порой случайных, он писал по-прежнему постоянно. И вообще очень много работал – колонки в самых разных журналах и газетах, циклы телевизионных передач «Серебро и чернь», «Медные трубы», «Засадный полк», «Мальчики державы», «Охота на Льва», преподавание в Московском международном университете и Институте журналистики и литературного творчества, членство в редколлегии Новой российской энциклопедии, в жюри премии «Ясная Поляна».

Получал явно запоздавшие награды – орден «Знак Почета» (1990), премии ТЭФИ (1996, 2004), правительства России (2010, 2015), иные всякие. Но для души и для собственных дочерей составлял многотомное «Родословие», не предназначенное для печати, и посвященную отцовской биографии книгу «Жизнь Иванова» успел даже увидеть изданной (2005).

А «в последний год жизни, — как рассказывает друживший с ним В. Курбатов, — Лев Александрович крестился и ушел, причастившись Святых Тайн. Вернулся домой – в Ивановы».

Соч.: Три еретика: Повести о Писемском, Мельникове-Печерском, Лескове. М.,1988; Красный век. В 2 тт. М.,  2004; Жизнь Иванова. М., 2005; Меч мудрости или русские плюс… М., 2006; Распад ядра. В 2 тт. М., 2009; Рука творца: Значительные явления русской прозы за последние 50 лет, 1961–2011. М., 2013; Откровение и сокровение. М., 2015.
Лит.: Чупринин С. Критика – это критики. Версия 2.0. М., 2015, с. 94-115; Эпштейн М. Фехтовальщик // Новая газета, 8 ноября 2019 года; Памяти Льва Аннинского // Дружба народов, 2019, № 12; Новиков Вл. Так и надо жить критику // Вопросы литературы, 2021, № 2.

Один комментарий к “Сергей Чупринин. АННИНСКИЙ (ИВАНОВ-АННИНСКИЙ) ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1934-2019)

  1. Сергей Чупринин. АННИНСКИЙ (ИВАНОВ-АННИНСКИЙ) ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1934-2019)

    Охотник до рискованно красного словца, А. любил называть себя полукровкой и шутил, что своим появлением на свет он обязан Советской власти, потому что только благодаря ей в Москве смогли встретиться его отец, казак из станицы Новоаннинской,  и мама, еврейка из-под Чернигова.

    Так он, русский литератор, и прожил свой век —  как связующее звено, «медиатор» или «межеумок», «отпрыск двух „нерусских“ народов: донских казаков  и евреев; оба — кочевые, никаких властей не признавали: одни из страха, другие — из гонора…»

    Против властей А. не бунтовал, но их сторонился: даже диссертацию так и не написал, в партию не вступил и, хотя всю жизнь проработал в штате,  никогда ни кем не руководил: ни в журнале «Советский Союз» (1956-1957), ни в «Литературной газете» (1957-1960), ни в «Знамени» (1960-1967), ни в Институте конкретных социологических исследований АН СССР (1968-1972), ни в «Литературном обозрении» (1990-1992), ни в «Родине» (с 1992), ни в ставшей истинно родной «Дружбе народов» (1972-1991, 1993-2019), где он при втором своем пришествии «дорос» до титула члена редколлегии.

    Читать дальше в блоге.

Добавить комментарий