Олег Буклемишев, экономист, директор Центра исследования экономической политики экономического факультета МГУ в интервью «Медузе»

«В широком смысле все, что сейчас происходит — это то, что Россия «выпиливается» из международного пространства по всем базисным направлениям. А дефолт — это «выпиливание» в одном из этих базовых направлений.

Строго говоря, я не вижу никаких препятствий к тому, чтобы, помимо всего прочего, [российские власти] объявили еще и дефолт. Странно объявлять войну чуть ли не всему миру, намекать на использование ядерного оружия, как квалифицируют это ведущие иностранные эксперты по российскому ядерному комплексу, и при этом продолжать платить тем, с кем вы находитесь в столь напряженных отношениях. С моей точки зрения, это парадокс нынешней ситуации: люди вдруг забеспокоились именно о дефолте, тогда как вокруг него происходит много всего ужасного.

Это раньше казалось, что дефолт — это катастрофа, за ним следуют аресты счетов, отказ в рыночном финансировании корпоративного сектора и так далее. Сейчас все эти вопросы на повестке не стоят. Поэтому еще раз говорю: дефолт — это наименьшая боль, которую Россия сейчас может переживать, как бы сложно мне ни было это сказать.

Даже в 1918-м ситуация была иной, потому что люди тогда считали, что это все временно и скоро закончится. Сейчас такого прямого выхода из ситуации не видно и, соответственно, непонятно, как все это будет разруливаться и урегулироваться. Есть разные мнения на этот счет, но я считаю, что в острой фазе все это продлится не очень долго, хотя и очень болезненно. А последствия придется расхлебывать всю оставшуюся жизнь.

Будет в самом плохом случае прозябание, существование страны на задворках всего остального мира, который будет выделять гуманитарную помощь или что-то еще, чтобы не обрушилась инфраструктура, чтобы самолеты продолжали летать. Самый плохой вариант — вариант без развития, вариант медленного угасания. Этого варианта хотелось бы каким-нибудь образом избежать, а избежать его, наверное, можно задумавшись над тем, что нас привело в эту точку и каким образом из этой точки мы собираемся выбираться. Пока такого рода размышлений в российском обществе я не наблюдаю.

Я и раньше-то не рекомендовал скакать с шашкой на санкции и смеяться над ними попусту, а теперь и подавно, когда все видят, что происходит. Мне кажется, что нынешнего [положения] достаточно, чтобы разрушить российскую экономику в достаточно короткий период. Мои оценки — в таком модусе мы месяца три, наверное, сможем просуществовать.

Сейчас вполне возможно, что технологические цепочки будут прерываться из-за того, что где-то кончились запасы. КамАЗ уже объявляет о необходимости срочного импортозамещения, у АвтоВАЗа заканчиваются полупроводники и так далее. Таких вот прерываний процессов в ближайшие три месяца, на мой взгляд, будет критически много. Ровно поэтому я и говорю, что до социального кризиса еще не дойдет, технологический кризис наступит раньше.

Если в течение нескольких месяцев ничего важного [меняющего существующую ситуацию] не происходит, то тогда всем выдаются уведомления об увольнении — и до свидания.

Замораживание рабочей силы это всегда управление временными шоками — как только становится понятно, что шок перманентный, этот механизм отходит, и [тогда работодатели] просто режут издержки и забирают то, что могут забрать. Оплачиваемый отпуск или неоплачиваемый — в одном случае деньги получают и могут что-то кушать, в другом деньги не получают, но тоже ничего не делают. В экономике где безработных много, это, конечно, беда.
Вы исходите из того, что там [в правительстве] сидят какие-то невероятные стратеги, которые все понимают и знают, как все будет. Они собрали со всех предложения, сейчас из них сформируют планчик, опубликуют, обеспечат его каким-то финансированием. Немножко сельскому хозяйству, немного дадут [на] кредиты, чуть-чуть этому, чуть-чуть тому, чуть-чуть сему. Но цельного образа происходящего, думаю, судя по реакциям, ни у правительства, ни у Центрального банка нет».