Сергей Чупринин. ШОЛОХОВ МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1905—1984)

Лучшим, талантливейшим писателем советской эпохи Ш. был объявлен еще до того, как на свет явилась четвертая книга «Тихого Дона». В 1934 году 29-летний станичник стал самым молодым членом президиума правления Союза советских писателей, в 1937-м его навсегда избрали депутатом Верховного Совета СССР. И хотя чиновники рангом поменьше пытались вставлять ему палки в колеса, даже строили планы его ареста, охранная грамота была уже выписана, и знаки августейшего признания сыпались один за другим.

Вот 1939 год: 25 января Политбюро ЦК в очередной раз утверждает Ш. в правах члена высшего писательского руководства, 28 января его (вместе с «красным графом» А. Толстым) при отсутствии каких бы то ни было научных трудов производят в действительные члены Академии наук СССР с одновременным присвоением ученой степени доктора филологических наук honoris, так сказать, causa, 31 января награждают высшим в стране орденом Ленина, а в марте избирают делегатом XVIII съезда ВКП(б).

И снова март, но уже 1941 года, когда в газетах печатается сообщение о присуждении Сталинской премии 1-й степени за роман «Тихий Дон» и – это, может быть, самое главное – в статье Ю. Лукина к изданию романа фундаментальным однотомником появляется обязывающая и самим вождем, надо думать, одобренная фраза: «Шолохов – истинный любимец Сталина».
Так – любимцем верховной власти – Ш. и проживет свой век: Н. Хрущев в августе 1959 года лично посетит его в Вешенской, а с Л. Брежневым он и вовсе будет общаться запросто – на ты.
Любимец, да, любимец, хотя, однако, все ж таки самим кремлевским властителям не ровня, и Ш. время от времени ставят на место: то в 1954 году откажут в публикации глав из «Поднятой целины» в «Правде» сразу четырнадцатью газетными подвалами подряд, то будут раз за разом отправлять на принудительное лечение от алкоголизма, то М. Суслов распорядится дать ему укорот после скандалезно грубого выступления на Втором съезде писателей, то бдительные цензоры при переизданиях вмешаются в его тексты.

Но это всё преходяще, никак не влияя на статус не просто первого среди равных, но признанного единственно великим среди всех советских художников слова: книги многомиллионными в сумме тиражами выходят у него во всех издательствах страны, идут безостановочные переводы на языки народов СССР и мира, множатся экранизации, театральные спектакли, оперы, радиопостановки, растет число монографий и диссертаций, посвященных Ш., и – уже как вершина признания – он, начиная с 1948 года, становится главным советским претендентом на Нобелевскую премию.

Его новые публикации в годы Оттепели относительно редки, но зато они появляются либо сразу в «Правде», как рассказ «Судьба человека» (31 декабря 1956 — 1 января 1957), либо в нарушение общепринятых правил практически одновременно прокатываются по нескольким журналам, как вторая книга «Поднятой целины» (Нева, 1959, № 7, 1960, № 2; Дон, 1959, № 7, 1960, № 2; Октябрь, 1960, № 2-4). И тут же – всхлипы восторга у присяжных критиков, новые инсценировки, фильмы, диссертации, включение в обязательную школьную программу.

С таким статусом можно было, конечно, не мельчить, уклоняться от хлопотных должностей и обременительных нагрузок в Союзе писателей, откликаясь лишь на то, что ему и, вероятно, его кураторам в ЦК виделось действительно важным.

Так статьей «Имя изменника проклято и забыто» Ш. поддержал уничтожение Л. Берия, а речью на XX съезде КПСС добил А. Фадеева, в глазах партийного руководства ставшего – сейчас бы сказали – «хромой уткой». Так и «Судьбу человека», за которую Ш. многое простилось, он написал ведь не столько по своей инициативе, сколько первым отреагировав на постановление ЦК и Совмина «Об устранении последствий грубых нарушений законности в отношении бывших военнопленных и членов их семей» от 29 июня 1956 года, где, в частности, было предусмотрено создание «художественных произведений, посвященных героическому поведению советских воинов в фашистском плену, их смелым побегам из плена и борьбе с врагом в партизанских отрядах».

И так, выступая 2 октября 1966 года на XXIII съезде КПСС, Ш., ставший к тому времени не только членом ЦК (с 1961), но лауреатом и Ленинской (1960) и Нобелевской (1965) премий, со свирепостью, беспримерной для оттепельной эпохи, отозвался об А. Синявском и Ю. Даниэле, к тому времени уже отправленных в лагеря: «Попадись эти молодчики с черной совестью в памятные двадцатые годы, когда судили, не опираясь на строго разграниченные статьи Уголовного кодекса, а “руководствуясь революционным правосознанием” (аплодисменты), ох, не ту меру наказания получили бы эти оборотни! (Аплодисменты.) А тут, видите ли, еще рассуждают о “суровости” приговора».

К. Чуковский назвал эту речь «подлой», А. Твардовский «позорно угоднической, вурдалацкой», и, — как свидетельствует А. Гладков, — «почтовое отделение в Вешенской было завалено посылками в его адрес с томами его сочинений, которые отсылали ему. Дали указание подобные посылки задерживать в Ростове, но и там образовались залежи. По особому секретному циркуляру, эти посылки стали вскрывать и книги передавать в библиотеки».

Шоковая реакция современников понятна. Однако Ш. ведь и раньше стоял на позиции: «Если враг не сдается, его уничтожают», заявив по отношению к И. Эренбургу и К. Симонову еще в 1954 году на съезде писателей Казахстана: «Когда писатель сознательно создает идейно порочное произведение и под тем или иным предлогом пытается как-то протащить политически вредные народу и партии “идейки”, я за то, что здесь надо критиковать “на уничтожение”. Тут можно не стесняться и орудовать пером как разящим мечом». (ЛГ, 18 сентября 1954 года).

Писалось ему в последние десятилетия плохо. Роман «Они сражались за Родину», начатый еще в 1942 году, так до конца жизни и не был закончен, к новым литературным трудам Ш. не приступал вовсе, орудуя разящим мечом скорее в речах и в письмах по начальству: 8 сентября 1967 года безоговорочно потребовал исключить А. Солженицына из Союза писателей, 22 июля 1968 призвал Л. Брежнева решительно покончить «муторное дело» с «пражской весной», а в конце 1972 года защитил писателей-патриотов от нападения на них А. Яковлева в статье «Против антиисторизма».

Это не сервилизм, конечно. Это действительно осознанная и последовательная позиция. «Я, — сказал Ш., обращаясь к делегатам XXII съезда партии, — как и все вы, прежде всего коммунист, а потом уже писатель». Так что и отношение к нему до сих пор тождественно отношению к советской власти: те, кто ее, пусть даже с оговорками, принимают, Ш. боготворят, зато те, кто ее терпеть не может, охотно делятся идущими еще от 1920-х годов предположениями, что «Тихий Дон» либо не так уж хорош, как о нем предписано думать, либо украден (скомпилирован) Ш. из текстов другого (или других) авторов.

И конца этим спорам, видимо, не будет. Как наверняка не будет конца всё новым и новым переизданиям «Тихого Дона», «Поднятой целины», других шолоховских книг.

Соч.: Собрание сочинений в 12 тт. М.:, 2003; Письма. М., 2003.
Лит.: Михаил Шолохов: Летопись жизни и творчества. М., 2005; Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. В 2 тт. М., 2005; Бар-Селла З. Литературный котлован: Проект «Писатель Шолохов». М., 2005; Осипов В. Шолохов. М.. / Жизнь замечательных людей, 2010; Михаил Александрович Шолохов: Энциклопедия. М., 2011; Воронцов А. Шолохов: Роман. М., 2013.