Сергей Чупринин. ЧАКОВСКИЙ АЛЕКСАНДР БОРИСОВИЧ (1913—1994)

(Размер шрифта можно увеличить, нажав на Ctrl + знак «плюс»)

В молодости, да и только ли в молодости, главным качеством Ч. была завидная способность чутко улавливать требования дня. И безотказно на них откликаться: выходец из состоятельной еврейской семьи, он уже старшеклассником ездил в деревню ликвидировать неграмотность и помогать в проведении коллективизации, а рабочую закалку как «социально чуждый элемент» получил монтером на Московском электрозаводе, где мало того что вступил в комсомол, так еще и выпустил брошюрку «Как термичка изгоняла брак».

Образование Ч., после нескольких попыток выучиться на юриста (1934-1936), получил в Литературном институте (1939), продолжил его в аспирантуре ИФЛИ (1939-1940). Мог бы, вероятно, стать филологом-зарубежником. Но у Ч. еще в студенческие годы пошла иная карьера: по приглашению Ф. Панферова он в 1936 году занял должность заведующего отделом прозы, потом заместителя главного редактора журнала «Октябрь», опубликовал там повесть «Луиза Мишель» о героине Парижской коммуны, издал, опираясь на знание иностранных языков, полученное еще в детстве, книги об А. Барбюсе, М. Андерсене-Нексе (1940), Г. Гейне (1941), был принят кандидатом в члены (1939), а затем (1941) и в члены ВКП(б).

Войну Ч. встретил членом Союза советских писателей, начальником сценарного отдела на киностудии «Мосфильм», но в январе 1942 года его направили фронтовым корреспондентом в блокадный Ленинград, и первые крупные произведения, появившиеся на страницах «Октября» – романы «Это было в Ленинграде» (1944), «Лида» (1945), — естественно, об этом.

А дальше Москва, где майор запаса, еще и не занимая больших официальных постов, «сразу стал, — как рассказывают, — в системе Союза писателей очень влиятельным человеком»: будучи членом парткома правильно выступал с докладами на собраниях, подтвердил репутацию писателя-коммуниста напечатанным уже в «Знамени» романом «Мирные дни» (1947), был назначен ответственным секретарем секции прозы.

И, надо думать, настолько хорошо проявил себя, что был делегирован на очищенные от японцев Курилы и Южный Сахалин, откуда вернулся с духоподъемным, как положено, романом «У нас уже утро», тут же поощренным Сталинской премией 3-й степени (1950). Развивать успех его по специальному решению Политбюро от 18 июля 1950 года послали в Северную Корею, и Ч., — возможно, кроме журналистских, выполняя в командировке еще и другие важные задания, — «отписался» очередной повестью «Хван Чер стоит на посту» (1952).

Большой славы эти заказные сочинения Ч. не доставили, но репутация писателя безотказного и никогда, именно что никогда не ошибающегося, разве не важнее? Во всяком случае, благодаря ей он 16 декабря 1954 года был назначен главным редактором журнала «Иностранная литература», став, может быть, первым евреем, которому в послесталинскую пору доверили столь идеологически значимый пост.

Правил он журналом, — как вспоминают, — в высшей степени предусмотрительно, чтобы не сказать опасливо. В трудных случаях, а они возникали чуть не каждый месяц, не ленился «вентилировать вопрос» в инстанциях, и 23 декабря 1955 года обратился к М. Суслову с вопросами:

«Какую позицию должен занять журнал по отношению к иностранным авторам, некогда дружественно относившимся к СССР, но в последующие годы скомпрометировавшими себя антисоветскими выступлениями и теперь занимающими более или менее нейтральную позицию? (Э. Синклер, Д. Пристли).

Следует ли в дальнейшем предоставлять трибуну в журнале тем буржуазным писателям, которые относятся к нам дружественно, играют определенную роль в движении борьбы за мир, но в своих, в целом идущих нам на пользу выступлениях допускающих те или иные отклонения по отдельным вопросам, с точки зрения принятых у нас идеологических норм?»

Доверие власти к редактору «оборотливому и чутконосому», — как назвал его А. Солженицын, — с каждым днем росло, повесть «Год жизни» (1957), роман «Дороги, которые мы выбираем» (1960) борозды тоже не испортили, поэтому в декабре 1962 года Ч. получил новое предложение – возглавить «Литературную газету».

Он поначалу морщился, как пьяница перед чаркой, даже просил не трогать его с насиженного места, но чувство партийного долга и тут возобладало. А амбициозность проснулась, так что «ЛГ», в особенности после удаления А. Аджубея из «Известий» (октябрь 1964 года), приобрела под руководство Ч. репутацию лучшей газеты страны. И невиданный формат 16-полосного еженедельника, и лучший по тем временам журналистский коллектив, и установка на проблемность и остроту, на дискуссионность, пусть часто и иллюзорную, — всё это обеспечило «ЛГ» и бурный рост тиража, и славу, — как тогда говорили — «Гайд-парка при социализме».

Наладив бесперебойную работу и найдя в В. Сырокомском лучшего первого заместителя из всех возможных, в 1970-1980-е годы газетной рутиной Ч. мог уже не заниматься: сражался не щадя живота своего с идеологическими противниками, секретарствовал в правлении Союза писателей СССР (1962-1991), депутатствовал в Верховном Совете СССР (1966-1989), вытеснив, кстати сказать, А. Твардовского с этой позиции, терся на Старой площади, став сначала кандидатом в члены (1971-1986), а потом и полноправным членом ЦК (1986-1990).

И писал, конечно, свои романы, становящиеся всё более широкозахватными или, — по выражению придворных критиков, — всё более эпическими: от «Света далекой звезды» (1966) к «Блокаде» (1969-1975) и «Победе» (1979).

Трудно представить, кто их будет сейчас перечитывать. И не только потому, что Ч., — как злые языки утверждали, — широко пользовался услугами «литературных негров» или, по крайней мере, «разработчиков», готовивших для этих полотен все необходимые материалы. Но еще и потому, — процитируем Н. Кожевникову, дочь его ближайшего друга, — что, «обладая уникальным жизненным опытом», «увы, Чаковский писательским даром не обладал».

Что отнюдь не помешало «опытнейшему царедворцу» получить и звание Героя Социалистического Труда (1973), и едва не дюжину орденов, и Ленинскую премию (1978), и Государственную (1983). А вдобавок еще издаваться все эти годы многосоттысячными тиражами, чувствуя себя защищенным от любой критики, на которую, впрочем, никто из приличных авторов и не покушался.

Как вдруг перестройка. И мог ли Ч. предположить, что Г. Бакланов, назначенный главным редактором «Знамени», откажется печатать в журнале его последний роман «Нюрнбергские призраки»? И что даже Ф. Кузнецов, ловящий веяния с той же сноровкой, что и сам Ч., рискнет куснуть его в одном из докладов? И что, наконец, 18 ноября 1988 года его вызовут к новому секретарю ЦК по идеологии В. Медведеву, и тот предложит 75-летнему Ч. добровольно уйти в отставку – с сохранением, конечно, всех привычных привилегий.

На покое им вроде бы были написаны мемуары, но они пока еще не напечатаны. А жизнь заканчивалась. Так что, — рассказывает Н. Кожевникова, — «я оказалась единственным журналистом, записавшим и опубликовавшим интервью с Чаковским к его восьмидесятилетию. Больше – никто. И за время нашей многочасовой беседы ни разу телефон не зазвонил. Все как сгинули. <… > Чаковский в тот раз мне сказал: “Повезло Вадику – он до этого не дожил”. И я с ним согласилась».

Соч.: Собрание сочинений в 7 тт. М., 1989-1991; Блокада. В 2 тт. М., 2013; То же. В 3 тт. М., 2019; Свет далекой звезды. М., 2015; Невеста. М., 2015.

Лит.: Козлов И. Александр Чаковский: страницы жизни, страницы творчества. М., 1983.