Сергей Чупринин. ШВАРЦ ЕВГЕНИЙ ЛЬВОВИЧ (1896-1958)

(Размер шрифта можно увеличить, нажав на Ctrl + знак «плюс»)

Чрезвычайно подробно рассказав о прожитой жизни в своих дневниках-мемуарах, 1917-1920-й годы Ш. обошел стороною. А в одной из поздних записей особо пометил: «Мне не хочется рассказывать о тех годах».

И это можно понять, так как Ш. — русский по матери, выкрест по отцу,  недоучившийся студент Московского университета и выпускник юнкерского училища —  Октябрьскую революцию отнюдь не приветствовал и, более того, в звании прапорщика принял участие в Ледяном походе корниловцев на Екатеринодар, получил тяжелую контузию и был после госпиталя демобилизован — с тем, чтобы уже никогда больше не вступать в прямой конфликт с большевистской властью.

Оказавшись в Ростове-на-Дону, он как актер увлекся делами местной Театральной мастерской, а когда эта студия в конце 1921-го переехала в Петроград и вскоре закрылась, Ш., — по свидетельству М. Слонимского, — «просто, легко, естественно, словно для того только и прибыл, вошел в нашу молодую литературную компанию», в круг серапионовых братьев и будущих обэриутов, в орбиту К. Чуковского, у которого он даже послужил несколько месяцев литературным секретарем.
Никаких собственных произведений на его счету еще не было, но, — продолжает М. Слонимский, — «мы-то считали, что он неизбежно станет писателем. Не сегодня – так завтра, не завтра – так послезавтра».

Послезавтра ждать себя не заставило – накопив  опыт фельетониста в бахмутской газете «Всероссийская кочегарка» (1923-1924), Ш. опубликовал стихотворный «Рассказ старой балалайки» (1924), побыл ответственным секретарем журнала «Ленинград» (1924-1925), поработал под руководством С. Маршака редактором в детском отделе Госиздата (1925-1931), кооперативном издательстве «Радуга» и журнале «Чиж», выпустил несколько книжек для детей, а в 1928 году на свет явилась и первая его пьеса «Ундервуд», которой 21 сентября 1929 год открыл свой очередной сезон Ленинградский ТЮЗ.

Драматургия – а это не много не мало двадцать две пьесы плюс чертова дюжина киносценариев – и станет отныне главным делом Ш. Хотя, — сошлемся на слова Л. Пантелеева, — «Евгений Львович писал не только сказки и рассказы, не только пьесы и сценарии, но и буквально все, о чем его просили, — и обозрения для Аркадия Райкина, и подписи под журнальными картинками, и куплеты, и стихи, и статьи, и цирковые репризы, и балетные либретто, и так называемые внутренние рецензии. “Пишу все, кроме доносов”, — говорил он».

Шутка по тем временам, когда, — процитируем самого Ш., — «разразилась гроза и пошла всё кругом крушить, и невозможно было понять, кого убьет следующий удар молнии»,  что и говорить, более чем рискованная, но во все времена уместная. Конечно, и Ш. в пору Большого Террора случалось подписывать коллективные писательские требования «раздавить гадину», но это и всё, в чем можно решиться его упрекнуть. Так что прав был М. Зощенко, когда он поздравлял Ш. с 60-летием словами: «С годами я стал ценить в человеке не молодость его, и не знаменитость, и не талант. Я ценю в человеке приличие. Вы очень приличный человек, Женя».

Пьесы и сценарии Ш., разумеется, неравноценны. Что-то – как антифашистская пьеса-памфлет «Под липами Берлина», написанная им, кстати сказать, вместе с М. Зощенко в первый месяц войны, — смыто потоком времени. Но «Голый король» (1934), впервые поставленный «Современником» уже только после смерти автора (1960), но «Тень» (1940) и «Дракон» (1944), при жизни Ш. лишь чудом и ненадолго прорывавшиеся на советскую сцену, но «Обыкновенное чудо» (1956) стали важнейшими событиями Оттепели. Потому что, — говорит М. Козаков о триумфальном успехе, например, бурлескного «Голого короля», — «если правда, что человечество, смеясь, расстается со своим прошлым, то здесь оно расставалось со сталинским прошлым, хохоча, чтобы не сказать, гогоча».

Этими язвительными иносказаниями была существенно поправлена благостная репутация «доброго сказочника», обеспеченная спектаклями для детей и фильмами «Доктор Айболит» (1938), «Золушка» (1947), «Первоклассница» (1948) «Марья-искусница» (1959), принесшая Ш. и возможность относительно безбедного существования в советские годы, и орден Трудового Красного Знамени к 60-летнему юбилею.

И еще раз эту репутацию пришлось уточнять спустя 30 лет, когда, будто из рога изобилия, пошли публикации его ни на что не похожей прозы, несколько десятилетий писавшейся в стол. То ли дневник это, то ли мемуары («ме», — саркастически говорил сам Ш.), то ли социально-психологический роман. Оказалось, что оставшиеся в архиве писателя 37 конторских книг большого формата, общим объемом в 160 авторских листов чего только в себя не вобрали – от глубоких размышлений о писательском деле до летучих шуток, от максимально подробных картин предреволюционного детства и отрочества до портретных характеристик персонажей его телефонной книжки.

Добр ли Ш. в своей прозе? Да, конечно, или, во всяком случае, по отношению к современникам снисходителен, но бывает, что и зол, временами даже несправедлив. Но всё окупается вырастающим со страниц, уже печатных, образом автора-повествователя, человека, — по старомодному зощенковскому выражению, — прежде всего приличного.

Небезосновательно допуская, что эти конторские книги могут в лихой час попасться на  просмотр и всевидящим жандармским очам, Ш. не обо всем рассказал, конечно. Например, там нет ничего почти о символе его неотступной веры.
Но мы знаем, что перед смертью Ш. исповедовался и причастился Святых Христовых Тайн и что простились с ним, вопреки советским правилам, по православному обряду.

Соч.:  Живу беспокойно… Из дневников. Л., 1990; Житие сказочника: Евгений Шварц. М., 1991; Телефонная книжка. М., 1997; Предчувствие счастья: Дневники. Произведения 20-30-х годов. М., 1999; «Бессмысленная радость бытия»: Произведения 30-40-х годов. М., 1999; Все произведения: Проза. Пьесы. Стихи. М.:-Минск, 2012; Превратности судьбы: Воспоминания об эпохе из дневников писателя, М., 2013; Избранное. СПб, 2017.
Лит.: Мы знали Евгения Шварца. Л.-М.,, 1966.