Сергей Чупринин. БУЛГАКОВА (УРОЖД. НЮРЕНБЕРГ) ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА (1893-1970)

(Размер шрифта можно увеличить, нажав на Ctrl + знак «плюс»)

28 февраля 1929 года, на масленицу, Елена Сергеевна познакомилась с Михаилом Афанасьевичем, 4 октября 1932 года они оформили свой брак, а 10 марта 1940 года Булгаков скончался, и время, простершееся между этими событиями, — главное, чем Б. нам памятна.

Но ее жизнь оказалась длинной, и нелишне вспомнить, что женская (читай: любовная) биография Маргариты продолжилась и после смерти Мастера. Уже к концу 1940-го она – то ли поочередно, то ли почти одновременно – вступила в романтические отношения с А. Фадеевым и В. Луговским, каждый из которых был моложе ее на восемь лет.

Не входя, разумеется, в деликатные подробности, Б. в позднейших разговорах с друзьями не раз давала понять, что она тем самым чуть ли не выполняла своего рода завещание мужа, который, умирая, будто бы сказал ей: «Веселись, Люся, — и живи, даже когда меня не будет».

Кто знает, вкладывала ли она в эти отношения свою душу. Можно лишь вспомнить, что, пересказывая в дневнике свои разговоры во сне с покойным Булгаковым, она допустила и такие выразительные обмолвки: «Спрашивает: “А значит тот… тебя не удовлетворяет?” – “Ффу!..” Он доволен». И еще: «А он? – Хороший любовник. Я так тоскую без тебя!»

Как бы там ни было, если тайная связь с Фадеевым оказалась краткосрочной, а, еще вернее сказать, пунктирной и никак не проявилась в его творчестве, то союз с Луговским вышел на публичную поверхность во время эвакуации в Ташкент; он посвятил своей «Инфанте» поэмы «Сказка о сне», «Крещенский вечерок», «Первая свеча», а она, — сообщает Н. Громова, — перепечатала почти все его поэмы ташкентского периода своей рукой на машинке.

Впрочем, увлечения увлечениями, но все рукописи Булгакова были ею уже к тому времени перебелены, любовно переплетены и содержались в образцовом порядке как наивысшая ценность. И все вокруг знали, что, как ни бывала она порою, — по словам А. Варламова, — «тщеславна, капризна, порой неискренна и даже лжива, по-своему жестока и безжалостна», как ни «любила наряды, украшения, обожала быть в центре внимания, особенно мужского», Б. всегда оставалась верна своему долгу вдовы и наследницы великого писателя.

Уж на что Л. Чуковская, совершенно ей иноприродная и не скрывавшая в Ташкенте своей неприязни к этой «даме с большим перцем», и та вынуждена была в итоге признать, что «одна ее заслуга огромна и – бесспорна: сохранила всего Булгакова. Сама перепечатала все рукописи, переплела их. Верила в их будущее, когда не было надежд».

И хоть надежд действительно не было, поклявшись напечатать всего Булгакова, Елена Сергеевна, подрабатывавшая машинисткой в Союзе писателей, а позднее переводившая по случаю Г. Эмара, Ж. Верна и А. Моруа, предпринимала всё новые и новые попытки. 7 июля 1946 года она через А. Поскребышева передает письмо Сталину: «Дорогой Иосиф Виссарионович, я прошу Вашего слова в защиту писателя Булгакова. Я прошу именно Вашего слова — ничто другое в данном случае помочь не может. <…> Имя Булгакова, так беззаветно отдавшего свое сердце, ум и талант бесконечно любимой им родине, остается непризнанным и погребенным в молчании. Я прошу Вас, спасите вторично Булгакова, на этот раз от незаслуженного забвения».

Сталин не ответил, а в ЦК ей фарисейски рекомендовали обращаться непосредственно в издательства. И так годами, но слезы вдовы и камень точат. Поэтому не сразу, совсем не сразу и уже после смерти тирана хоть шатко и валко, но дело пошло: В. Каверин на 2-м писательском съезде первым вслух напомнил, что «сделал Михаил Булгаков для нашей драматургии» (1954), М. Яншин в Театре имени Станиславского поставил «Дни Турбиных» (1954), «Искусство» выпустило под одной обложкой «Дни Турбиных» и «Последние дни» (М., 1955), К. Симонов оживил работу комиссии по булгаковскому наследию (1956), сначала в Сталинграде (1957), а потом и в Александринском театре (1958) пошел «Бег».

Уже по этому перечню видно, что Б. билась не в одиночку. Но и без нее ничего бы не происходило, так что «Жизнь господина де Мольера», попавшая под нож в составе запрещенного третьего выпуска «Литературной Москвы» (1957), выходит все-таки отдельным изданием (М., 1962), за нею следуют «Записки юного врача» (М., 1963), «Театральный роман» (Новый мир, 1965, № и сборник «Драмы и комедии» (М., 1965), «Избранная проза» с «Белой гвардией» (М., 1966), «Мастер и Маргарита» (Москва, 1966, № 11; 1967, № 1), «Записки на манжетах» (Звезда Востока, 1967, № 3)…

Последнее, что сделала Б. в этой жизни, — с продуманной тщательностью составила (вместе с С. Ляндресом) сборник «Воспоминания о Михаиле Булгакове», в 1967 году передала его в издательство, и нет ее вины в том, что книга вышла только в 1988-м.

Бои, словом, и на склоне ее дней продолжались. Но известность Булгакова, — свидетельствует В. Лакшин, — «нарастала как шквал», легенда о Мастере опережала и поторапливала публикации, и неотъемлемой частью этой легенды явилась сама его Маргарита. «Да и как могло быть иначе, — говорит М. Чудакова, — если стало известно, что это ей, ей в первую очередь, ее вере в гений своего мужа, ее страстному стремлению обнародовать несколько десятилетий остававшиеся в рукописях произведения обязаны мы были тем, что Булгаков вошел в нашу жизнь».

И покоятся они на Новодевичьем кладбище вместе – под огромным ноздреватым камнем «голгофа», который ранее лежал на могиле Гоголя, но – опять-таки хлопотами Елены Сергеевны – еще в 1952 году был перенесен на могилу его законного наследника.

Соч.: Дневник Елены Булгаковой. М.: Книжная палата, 1990.