Там, где птичий крик режет ткань небес,
Проживал старик, чьи года – как лес.
Чьи года – как лес, как тяжелый сон,
Как глубокий срез полотна времен.
Он не видел мест, где б царил покой,
Свой могильный крест он носил с собой,
Но чужую смерть не могли принять
Ни земная твердь, ни речная гладь.
И тогда старик изменил лицо,
Свой последний миг положил в яйцо,
А яйцо облек в вереницу тел,
Чтоб никто не мог, да и не хотел
Свить тугую сеть без крючка и спиц,
Разглядеть слова среди перьев птиц.
Он надел сундук на высокий сук,
Чтоб достать не смог человек без рук,
Чтоб врезной замок не сумел найти
Человек без ног, что всегда в пути.
И заплакал он, и пустился в пляс,
И цветным стеклом опечатал глаз,
И исчез, как тень, как вчерашний день,
В хороводе дней и людских теней…
От пустой сумы, от слепой чумы,
От лихой тюрьмы заречемся мы,
Чтоб среди зимы и в разгар весны
Не пугали нас ни чужие сны,
Ни Стрелец с Тельцом, ни ларец с яйцом,
Ни седой старик с молодым лицом.
Елена Монич
Там, где птичий крик режет ткань небес,
Проживал старик, чьи года – как лес.
Чьи года – как лес, как тяжелый сон,
Как глубокий срез полотна времен.
Он не видел мест, где б царил покой,
Свой могильный крест он носил с собой,
Но чужую смерть не могли принять
Ни земная твердь, ни речная гладь.
И тогда старик изменил лицо,
Свой последний миг положил в яйцо,
А яйцо облек в вереницу тел,
Чтоб никто не мог, да и не хотел
Свить тугую сеть без крючка и спиц,
Разглядеть слова среди перьев птиц.
Он надел сундук на высокий сук,
Чтоб достать не смог человек без рук,
Чтоб врезной замок не сумел найти
Человек без ног, что всегда в пути.
И заплакал он, и пустился в пляс,
И цветным стеклом опечатал глаз,
И исчез, как тень, как вчерашний день,
В хороводе дней и людских теней…
Читать дальше в блоге.