Ефим Бершин. «Договор между Богом и мною…». Воспоминания о Семёне Израилевиче Липкине

Семен Израилевич Липкин

За спиной Семена Липкина стояла история. По крайней мере — история русской литературы. Так мне казалось. Когда мы беседовали на лавочке дома творчества в Переделкино или позже на его даче в Мичуринце, за ним маячили тени Эдуарда Багрицкого, Осипа Мандельштама, Анны Ахматовой, Арсения Тарковского и других выдающихся поэтов страны. Это ощущение не оставляло ни на минуту. От одной мысли, что точно так же, как со мной, он сидел за столом и пил чай с Мандельштамом, дух захватывало. Ведь таким образом и я прикасался к истории.
Судьба Липкина — лишнее доказательство непредсказуемости Божьего промысла. Казалось бы, какая жизнь могла быть уготована сыну бедного одесского портного, родившемуся в 1911 году, еще в царской России, в черте оседлости? Последовать по пути отца? Стать портным, сапожником или даже одесским биндюжником? Ведь из-за известной процентной нормы получить серьезное образование было невозможно. Впрочем, впоследствии Семен Израилевич сам с юмором рассказывал о своих первых шагах в творчестве, то есть о попытках вырваться из замкнутого круга, вроде бы уготованного ему рождением и судьбой.

 
Читать дальше здесь:
 

 

Один комментарий к “Ефим Бершин. «Договор между Богом и мною…». Воспоминания о Семёне Израилевиче Липкине

  1. Ефим Бершин. «Договор между Богом и мною…». Воспоминания о Семёне Израилевиче Липкине

    За спиной Семена Липкина стояла история. По крайней мере — история русской литературы. Так мне казалось. Когда мы беседовали на лавочке дома творчества в Переделкино или позже на его даче в Мичуринце, за ним маячили тени Эдуарда Багрицкого, Осипа Мандельштама, Анны Ахматовой, Арсения Тарковского и других выдающихся поэтов страны. Это ощущение не оставляло ни на минуту. От одной мысли, что точно так же, как со мной, он сидел за столом и пил чай с Мандельштамом, дух захватывало. Ведь таким образом и я прикасался к истории.
    Судьба Липкина — лишнее доказательство непредсказуемости Божьего промысла. Казалось бы, какая жизнь могла быть уготована сыну бедного одесского портного, родившемуся в 1911 году, еще в царской России, в черте оседлости? Последовать по пути отца? Стать портным, сапожником или даже одесским биндюжником? Ведь из-за известной процентной нормы получить серьезное образование было невозможно. Впрочем, впоследствии Семен Израилевич сам с юмором рассказывал о своих первых шагах в творчестве, то есть о попытках вырваться из замкнутого круга, вроде бы уготованного ему рождением и судьбой.

    Читать дальше по ссылке в блоге.

Добавить комментарий