АЛЕКСЕЙ СЛАПОВСКИЙ. ВОРОН

Как-то ночью в интернете я читал про все на свете,
как живут и те, и эти, чтоб отвлечься от себя.
Чу! Кто в аську мне стучится? Посмотрел – пуста страница.
Что там сдуру ни помнится в этих чертовых сетях?
Но ведь ждешь ты чей-то месседж день за днем который месяц,
понапрасну время месишь, глядя тупо в ноутбук.
Этих нет, а те далече. Ты один, и, право, легче,
если ты, никем не мечен, будешь сам свой лучший друг.

Все свершилось. Замкнут круг.

Что-то стало с монитором. Всё исчезло. Черный ворон
вдруг возник. Глядит в упор он и молчит, дурацкий глюк.
Ты ж не мертвому припаркой, не молчи, хвостом не шаркай,
напророчь мне и накаркай, разевая вещий клюв.
Я слова в твоей программе помню влёт, как ноты в гамме.
Не бери меня глазами и молчаньем на измор.
Увяданье, никогданье, дыры в личном мирозданье,
что еще в твоем гаданье, чем украсишь разговор?

Огласи свой невермор.

Впрочем, я и сам все знаю, хочешь, ворон, погадаю?
Я хоть в небе не летаю, но и падаль не клюю.
Сколь ни вейся, друг пернатый, рано ль, поздно – с неба падай.
И под дворника лопатой сложишь голову свою.
Мир и так в лохмотья порван без твоих проклятий, ворон.
В меру бел, не в меру черен. Жизнь живи, считай ворон,
а в итоге все едино, спим, работаем, едим мы,
но всему своя година. Посмотри, со всех сторон

люди едут с похорон.

И ответствует мне птица: «Ну, а если постучится
в дверь судьбы твоей девица, то есть дева, извини,
что мечталась с тайной болью? И останется с тобою,
и расцветятся любовью остывающие дни,
и взорвется каждый атом в теле вялом и помятом;
хватит пыль глотать за стадом, страны ждут и города,
где промчишься ты пиратом, но при этом общим братом,
всюду рады, как каратам, всюду парень хоть куда!».

Я скривился: никогда!

У меня две встречи в среду, у меня кредит и кредо –
жить, не поддаваясь бреду, исполняючи свой долг.
И, куда я ни поеду, то вернусь всегда к обеду;
час за часом, след по следу, в этом, братец, высший толк.
Что ж касается той девы, о которой ты напевы
в уши льешь, то не тебе бы в человечьи лезть дела.
Все уже, что можно, было, а что нет, то и не мило.
Та казалась, та манила, та – не помню, что была.

Разлюбила да сплыла.

Он сказал: «А ведь не мне ты про свои твердишь обеты,
ты себе даешь советы, только задом наперед:
что случилось, то и ладно, а загадывать накладно.
Чтобы было неповадно, свой городишь огород.
Разговорчики про среду, оговорочки по Фрейду
и пристрастие к обеду, вот уж где бредовый бред!
И заметь, ведь я не вирус, а в твоем компе я вырос,
предназначенный на выброс, но хранимый столько лет».

Я сказал: а вот и нет!

Хмыкнул он: «Какую ночь уж за столом тут неурочишь,
ведь не строчишь, ум морочишь, набивая ерундой.
Или ждешь письма откуда? От кого? С какого чуда?
Ох, смотри, проспишь, зануда, все обеды со средой!»
Я взбесился: слушай, рэйвен*, ты не рей, я тих, но нервен.
Хочешь знать, кто будет первым в нашем споре? – вот сюда
посмотри: я жму на кнопку и, как говорится, в топку!
Ворон вздрогнул, глянул робко. И растаял без следа.

Я прокаркал: никогда!

Дыр был щит! – добавил странно, как бы даже иностранно,
и себя в бельме экрана ясно видел, горд весьма.
Выпил с маху два стакана и запел ехидно спьяна:
Где ж ты, ворон? Нету врана! … А потом настала тьма.
…А наутро, протрезвевши и за стол привычно севши –
пусть мозги и окосевши, руки, в дело торопись!
Но тоска сковала пальцы. Смысла в буквах, как ни пялься,
не видать. Опять остался я один в себе скрестись.

Черный ворон, воротись!
— — —
* Raven, англ., ворон, отсылка к первоисточнику Эдгара По.