Сара и Кэрол. Из журнала Bridges (volume 16, №1). Часть 1. Сара

Сара и Кэрол. Из журнала Bridges (volume 16, №1). Часть 1. Сара

Сара Трайстер Moсковиц и Кэрол В. Дэвис. Уроки по-русски и на идише

……………………………………………………………………………………………………….

Сара Трайстер Московиц — профессор психологии образования, консультант по гуманитарному образованию Калифорнийского государственного университета «Northridge». Недавно оставила практику психотерапии, чтобы сосредоточиться на адаптации людей – детей жертв Холокоста. Ее стихи напечатаны в издательстве  Pakn Treger (Пенсильвания), в антологии Чарльза Фишмана «Память крови». Она говорит: “Очень важно никогда ни от чего не отказываться, быть одновременно всем: поэтом и переводчиком, женой, матерью, бабушкой и прабабушкой!”.

…………………………………………………………………………………………………………

Сара: Я испытала возрождение интереса к моему родному языку (идишу) и любви к поэзии в мои 60-ые годы. Мои родители, с которыми я всегда говорила на идише, умерли, и я в свои 70 лет оказалась отлученной от  языка, хотя и знала, что придет время, когда я напишу об этом. Письмо на идише перемещает меня в богатый, глубоко исторический контекст, в который вовлекается также моя семья и мои друзья через опосредованное переживание событий. Для меня это похоже на перемещение в другой мир, ведь я живу в мире английского языка. В идише же я перемещаюсь в более глубокую воду, идя против потока, что требует сознательного дыхания и определенного усилия, чтобы выжить.

Первая любовь

Моя мама выросла внутри идиша,

На идише были ее первые просьбы и крики

Из ее груди и рта

Идиш перетекал в меня.

Я питалась и купалась,

Обласканная этим

Теплым еврейским языком.

Мой отец научил меня

Видеть в идише Солнце.

Я держалась за его палец,

Водящий по Торе.

Изюм и миндаль падали с неба,

Когда я сидела на его коленях,

Чтобы увидеть письмена,

Посылаемые сверху.

Мы с радостью держали в руках

Каждую книгу, как  если бы

Это был маленький, желтый цыпленок.

Я завидую тем

Кто с юности имел счастье

Ворковать и ласкаться на идише —

Языке первой любви.

Мой отец, руководитель школы — кружка еврейских рабочих, научил мне читать и писать на идише, когда мне было четыре года. Он любил поэзию, пел еврейские песни и был большой радостью для меня в те юные годы. Только уже взрослой я начала понимать его настойчивость в борьбе за сохранение идиша, а также боль обоих родителей по потерям родственников в Холокосте.

Я описываю его в следующем отрывке:

Осень 1940 года в Америке

Он будет упрямо идти наверх

По крутому холму к зданию еврейской школы.

Он будет непрерывно бороться

За тысячелетний, не имеющий гражданства язык,

Который он охраняет как сокровище,

Переданное из дома в Польше

Детям иммигрантов, которые кричат, смеются и играют.

Однако они плавают быстрее, глубже и дальше,

Вполне уверенные, что проживут

На волне своих скудных знаний английского языка.

…………………………………………………………………………………………………………

Сара: Я приехала в Польшу в 1995 году, желая найти могилы моих бабушки и дедушки. Положительный результат этой попытки был сомнителен. Мне кажется, что побуждение переводить еврейскую поэзию из архива Рингенблюма с идиша на английский язык  тоже родилось из того опыта. Правда к этому времени я уже отчасти стала ближе к семье моей матери через Академическую библиотеку Вашингтонского музея Холокоста, где призраки моих убитых тёток уже парили. Это было больше, чем я сумела сделать в городе моей матери (Бяла-Подляске), где еврейское кладбище — пыльное, бесплодное и урезанное для рынка. Это кладбище не имеет  указателей, оно использовалось для захоронений в войну. Когда я приехала туда, памятник, установленный оставшимися в живых из Израиля был осквернен нацистской свастикой и антисемитскими надписями на стенках.

На улице в районе Старого города Варшавы, которая соседствовала с улицей  моего отца, были выставлены для продажи столы  с вырезанными, очень стереотипными еврейскими сутулыми фигурами (с большими носами). Главное еврейское кладбище, где похоронены мои бабушка и дедушка (по отцу), было образцом беспорядка, их могилы невозможно было найти, даже с помощью фотографии надгробного камня моей бабушки.

Перевод еврейской поэзии из архива Ригенблюма помог переместить меня в яркий мир прежней еврейской жизни, а также во время Холокоста.

Все 153 поэм из архива см. http://www.poetryinhell.org.

Эта поэма Сюзан Сегалович была написана во время фашистской оккупации:

Похоже на чудо (Ви а Нес, идиш)

Тем не менее, это красиво, как чудо

Этот розовый маленький прут сирени …

Даже в наши дни

Зла, террора и страха.

Даже около нас на нашей улице,

Где ненависть раздувается с самомнением и хвастовством

Этот небольшой сиреневый прут притягивается

К вам и ко мне как чудо …

Ring I/606  reel 26 frame 006

…………………………………………………………………………………………………………..

Сара: Оглядываясь назад, мне кажется, что я охватила всю сложность моей идентичности. Я — глубоко преданная американским идеалам и благодарная за образовательные и профессиональные возможности, которые Америка дала мне — женщине и еврейке. Я – поклонница богатства и остроумия идиша. Я – поклонница Израиля, моей древней родины и современного убежища евреев. Я отчетливо осознаю, что если бы Израиль существовал как еврейское государство во времена Холокоста, многие члены моей семьи были бы спасены. И теперь моя внучка живет в Израиле и воспитывает своих детей там. Мои пожелания, надежды и молитвы, касающиеся мира на Ближнем Востоке, весьма активны.

Рассвет в Иерусалиме (отрывок)

На Вифлеемской дороге —

Следы моего правнука Эвиетера, теплые

Как только что испеченная хала.

Его солнечные глаза – розовые и  мягкие, он сидит и лепечет,

Он сам рад услышать звуки, которые издает своим голосом.

Но я представляю его также совершенно одного. Он стоит,

Сжимая кулаки, прижимая их к себе и затем опуская.

С протянутыми руками он будет громко звать маму и бабушку.

Проснитесь! Давайте играть!

Покормите меня! Уже день!