ТОЧКА БИФУРКАЦИИ

Этот научный термин из теории динамических систем определяет критическое состояние системы, после которого развитие может пойти по разным сценариям — от спадания в хаос до подъема на новый уровень развития.

В моей жизни было несколько таких моментов, определивших дальнейшую судьбу. Одним из первых был вступительный экзамен по математике летом 1962 года, когда я чудом прорвался через непреодолимый, казалось, барьер, поставленный перед евреями при поступлении на физический факультет МГУ (об этом я писал http://blogs.7iskusstv.com/?p=42530). Потом была защита диссертации на враждебно настроенном Ученом совете факультета Вычислительной математики и кибернетики МГУ в условиях, когда за плечами не было ни аспирантуры, ни научного руководителя!

Сейчас я расскажу о другом критическом моменте — моем первом рабочем дне в Германии 28 июля 1997 года. Этот день и последовавшие за ним несколько месяцев были самыми трудными в моей производственной жизни, Чтобы было все понятно, нужно начать немного издалека.

Когда мы уезжали из Москвы, я не питал никаких иллюзий относительно возможной работы в новой стране, считал, что моя карьера уже позади. Мечтал на досуге углубиться в литературу, историю и философию, до которых в Москве не доходили руки. Для будущего самообразования и развития отобрал из своей большой библиотеки и отправил из Москвы в Ганновер два контейнера избранных книг, «Литературные памятники», «Памятники исторической мысли», «Философское наследие»…

Но смириться с пассивным существованием не давал какой-то внутренний протест, а может быть, спортивный азарт.

Мне хотелось найти работу по своей последней специальности – разработчика программных и информационных систем. Именно этой областью я был занят последние двадцать лет, став главным конструктором одной отраслевой автоматизированной системы НТИ. При этом я ясно понимал, что ни иностранный университетский диплом, ни ученая степень, полученная в другом государстве, не помогут при поиске работы здесь, в Германии. И я решил получить еще один, на этот раз немецкий документ о профессиональном образовании. Только тогда можно было хоть на что-то надеяться при поиске работы.

Но легко сказать – получить еще одно образование! Когда я первый раз завел об этом речь в ведомстве по труду (по-немецки оно называется арбайтсамт), то чиновник просто высмеял меня. «О какой учебе вы говорите, ‑ поражался он. ‑ Вам за пятьдесят, какой работодатель даст вам работу? Обучать вас бесполезно, мы не можем впустую тратить государственные деньги».

Все же я был настойчив, пошел на прием к начальнику моего чиновника, потом – к начальнику этого начальника, и, в конце концов, добился хоть какого-то успеха. Нет, меня не послали сразу учиться. Сначала я должен был выдержать специальный экзамен, чтобы доказать, что я в состоянии воспринимать новые знания.

Экзамен состоял из серии психологических тестов, проверявших способность логически мыслить, запоминать и анализировать информацию, умение грамотно излагать свои мысли на немецком языке. К счастью, решать логические задачи я сам учил своих учеников в различных математических кружках – от школьных до университетских, ‑ которыми руководил, когда учился и работал в Московском государственном университете. Благодаря этим навыкам испытание арбайтсамта я успешно выдержал и доказал свою способность учиться.

Теперь нужно было найти институт, готовый взять меня на обучение. И это оказалось непростой задачей. Институты так же устраивали тестирование претендентов и неохотно принимали в число студентов немолодых людей. Мне пришлось еще несколько раз проходить экзамены на профпригодность, причем ни один из них не был похож на другой. Запомнился экзамен в Гамбурге, который устраивала знаменитая немецкая фирма «Сименс». Испытания продолжались восемь часов, на решение задачи давалась минута, один тест сменял другой как картинки в калейдоскопе.

Тот экзамен я выдержал, и мне было предложено переезжать в Гамбург с семьей, но на домашнем совете было решено от выгодного предложения отказаться – очень уж не хотелось расставаться с уютным Ганновером, где сын только-только пробился в гимназию, обзавелся первыми друзьями…

Поиски подходящего вуза пришлось продолжить. И они, в конце концов, дали результат. Нашелся институт повышения квалификации программистов и специалистов по банкам данных в Ганновере. Снова пройдя вступительный экзамен, я попал в число студентов.

Обучение было рассчитано на год: десять месяцев продолжались лекции и семинары по различным курсам, периодически проводились контрольные работы и экзамены, а два последних месяца были отведены под обязательную практику на каком-то предприятии. Лекции и контрольные работы не вызывали у меня больших проблем, я ведь сам «в прошлой жизни» был и математиком, и программистом. Первую программу написал еще студентом в 1965 году. Думал ли я тогда, что и через тридцать, и через сорок лет буду заниматься тем же?

Тридцать лет в программировании – немыслимо большой срок! За это время успели смениться не только несколько поколений вычислительных машин, появились персональные компьютеры, изменились языки программирования… Важнее, что несколько раз менялся сам подход к составлению программ, так сказать, радикально изменялось мышление программистов. Изменить стиль мышления труднее всего, поэтому, как правило, новую компьютерную парадигму осваивает новое поколение. А старые программисты либо уходят на пенсию, либо становятся начальниками.

В последние годы перед отъездом сам я уже не занимался составлением программ: поднявшись по служебной лестнице, только ставил программистам задачи и принимал от них готовую продукцию. Тем интереснее было теперь самому вникать в детали давно знакомого дела.

Десять месяцев пролетели незаметно, в свидетельстве об успеваемости у меня были только «зер гут», что значит «отлично». Но проблема неожиданно возникла на заключительном этапе обучения – я никак не мог найти предприятие, готовое принять меня на два месяца практикантом. Зарплата практиканту не полагалась, но никто не рисковал взять даже на такой короткий срок немолодого человека, да еще с докторской степенью.

К этому времени местное министерство науки и образования подтвердило мой диплом кандидата физико-математических наук и присвоило аналогичную немецкую степень «доктора естествознания».

Здесь надо пояснить, что в Германии к званию «доктор» совершенно особое отношение, не имеющее аналогов в других странах. С момента присвоения это звание сопровождает человека по жизни, словно личный дворянский титул. Оно фигурирует во всех официальных документах, стоит в паспорте и на почтовом ящике, в счетах за свет или в водительских правах. При устном или письменном обращении к человеку, обладающему таким званием, нужно обязательно указывать «господин (или госпожа) доктор». Обратиться просто по фамилии могут только знакомые – соседи или сослуживцы, а по имени – лишь близкие приятели, например, по спортивной команде.

Я еще не до конца тогда понимал эти тонкости, поэтому был крайне удивлен и раздосадован, когда на десятки моих писем с предложением взять на двухмесячную бесплатную практику неизменно получал вежливые отказы. Никто не предлагал даже встретиться. Но однажды счастье улыбнулось, и директор одной компьютерной фирмы с ничего не говорящим мне названием «Профиль» пригласил меня на собеседование.

С собой я взял, как положено, переведенные на немецкий язык все мои документы об образовании, начиная со школьного аттестата зрелости и кончая дипломом старшего научного сотрудника. Прихватил и свидетельства из немецкого института. Поразившись однообразию оценок – сплошь «зер гут» ‑ и поговорив о моем опыте предыдущей работы, директор вдруг сделал предложение, которого я никак не ожидал. Подтвердив, что взять доктора на практику никак не может, он, тем не менее, предложил принять меня на постоянную работу к себе на фирму.

Я тогда еще не знал всей подоплеки этого решения, поэтому воспринял предложение как необыкновенный подарок судьбы. Действительно, многие ищущие работу считают за счастье даже временный контракт – на год или два. А здесь мне предложили бессрочный договор (на самом деле, как принято в Германии, до достижения пенсионного возраста, тогда это было 65 лет), да еще с очень приличным окладом. Мне дали неделю на оформление всех формальностей с институтом, больничной кассой, медицинским освидетельствованием и пр. И в следующий понедельник я должен был к девяти часам прибыть на работу по указанному мне новому адресу.

Я еще не знал, какое испытание готовит мне судьба, поэтому всю неделю провел на седьмом небе от счастья. В назначенный день и час – как сейчас помню, это было 28 июля 1997 года – я стоял у входной двери незнакомого мне предприятия, которое, судя по названию «Финансовая информатика», специализировалось на обработке банковских данных (название фирмы несколько раз менялось, я использую одно из последних). Стараясь скрыть волнение, я успокаивал себя тем, что новичку обычно дается время, чтобы войти в курс дела и освоиться в новом коллективе, поэтому и задания ему поручают не очень сложные. Однако все произошло совсем не так, как я себе представлял.

Меня уже ждали, и после короткого знакомства и обычных формальностей провели на первое совещание у руководства компании.

Чтобы дальнейшее стало понятным, я должен пояснить, что стояло за приемом меня на работу в фирму «Профиль» и почему я оказался в «Финансовой информатике» («ФИ»).

Научно-производственная компания «ФИ» уже тогда была одной из крупнейших в немецкой информатике – она обладала самым большим в Европе вычислительным центром и обеспечивала машинную обработку данных всех сберегательных касс (по-немецки шпаркасс севера и востока Германии. В ее штате тогда было более восьмисот высококлассных специалистов – математиков, программистов, экономистов и инженеров (сейчас компания монопольно обслуживает уже все шпаркассы Германии, в ней работает пять с половиной тысяч исследователей и разработчиков). И, тем не менее, в том 1997 году время поставило перед компанией задачу, которую ее сотрудники решить не смогли. Речь шла о том, чтобы внедрить в повседневную практику разработчиков модный тогда стиль программирования, называемый «объектно-ориентированным».

Основу вычислительного центра «ФИ», спрятанного глубоко под землей, составляют супер-ЭВМ фирмы ИБМ. Для подобных «больших» ЭВМ, только на порядки менее производительных, я писал свои первые программы в далеком 1965 году, когда еще никаких языков программирования не было. Банковские операции требуют особой осторожности в обработке данных. Поэтому на ЭВМ компании «ФИ» тогда были официально разрешены к использованию в производственном режиме только относительно старые языки программирования, созданные так давно, когда об объектной ориентированности никто и не думал. Задача, которую хотела решить компания, состояла в том, чтобы совместить несовместимое: на старых языках программирования реализовать особенности нового стиля, которые до того реализовать не удавалось. Ведь именно поэтому впоследствии были созданы специальные «объектно-ориентированные языки», которые на машинах «ФИ» не были допущены в производство.

Когда выяснилось, что своими силами с этой задачей справиться не удается, руководство компании решило пригласить бригаду «варягов» ‑ группу сторонних специалистов на временную работу для решения именно этой проблемы. Учитывая необычность и сложность поставленной задачи, дирекция «ФИ» выдвинула требование, чтобы научным руководителем этой группы был обязательно доктор наук.

Двух молодых ребят, хорошо владевших новым стилем программирования, удалось быстро найти. А вот отыскать подходящего доктора наук оказалось нелегко. Тогда во многие компьютерные компании Германии был отправлен запрос, нет ли у них доктора наук, которого можно было откомандировать в «ФИ» для решения одной интересной научно-технической задачи?

Такой запрос лежал на столе у директора «Профиля», когда он пригласил меня для разговора. У находчивого директора родилась смелая идея ‑ взять так кстати подвернувшегося доктора наук в штат своей фирмы и тут же откомандировать его для работы в «ФИ». Для «Профиля» эта операция сулила определенную прибыль – за доктора «ФИ» готова была платить немалые деньги. А как будет выкручиваться из этой авантюры несчастный доктор – никого особенно не волновало, на то он и доктор, чтобы решать трудные задачи.

Так опять по воле случая я неожиданно для себя оказался сотрудником двух компаний – постоянным сотрудником «Профиля» и временным сотрудником «ФИ». А о том, что мне предстоит руководить сложным научно-техническим проектом, директор «Профиля» мне предусмотрительно не сказал, об этом я узнал в свой первый рабочий день. Что мне нужно делать, я совершенно не представлял, а срок был поставлен жесткий – через шесть месяцев показать принципиальную возможность и путь решения проблемы.

Положение усугублялось тем, что мое знание немецкого языка все еще оставляло желать лучшего. Например, я с трудом воспринимал произносимые вслух числительные. В немецком двузначные числа называются не так, как в других европейских языках – сначала десятки, потом единицы, например, двадцать пять. Немцы это число называют «пять и двадцать». Когда на первых производственных совещаниях докладчик объявлял: «Откройте документацию на триста семьдесят четвертой странице», я так долго соображал, о какой странице идет речь, что пока я ее открывал, все уже переходили к следующему пункту доклада.

Одновременно нужно было еще привыкнуть к незнакомым мне рабочим условиям, осваивать непривычные электронные средства общения, множество новых программ и процессов. И знакомиться с коллегами, входить в общий рабочий ритм.

Мое психологическое состояние тогда было близким к срыву. Положение казалось безвыходным. Я был похож на спортсмена, который пришел на разминку, а ему поставили непременное условие побить мировой рекорд. Рухнули мои надежды в щадящем режиме постепенно войти в курс дела. От меня ждали прорыва в незнакомой для меня области, и времени оставалось немного.

Первые два месяца работы в «ФИ» оказались самыми трудными в моей производственной жизни. Порой я терял надежду, что выберусь из ловушки, в которую попал. И здесь незаменимыми оказались понимание и поддержка семьи. Вообще в эмиграции моральная поддержка близких людей часто играет решающую роль.

Я решил руководствоваться старым и проверенным принципом: делай, что можешь, и пусть будет, что будет. А что я мог? Прежде всего, нужно было погрузиться в суть проблемы, понять, как развивался новый подход, каким путем шли его создатели.

Накупив целую библиотеку книг по объектно-ориентированному проектированию, я после работы до ночи штудировал толстенные тома. И однажды спасительная идея пришла.

Утром мы обсудили ее с моими молодыми коллегами по «бригаде», которые уже истосковались по программированию, но не знали, что именно они должны делать. Теперь появился свет в конце тоннеля. Предложенный подход мы реализовали сначала на нескольких простых моделях, и к концу первых шести месяцев, отведенных нам для работы в «ФИ», стало ясно, что идея работает! Нам продлили договор еще на полгода, а потом мне предложили перейти в «ФИ» уже в качестве постоянного сотрудника компании. В то время я был чуть ли не единственным выходцем из России, принятым в штат фирмы.

Так я попал в эту крупнейшую в своей отрасли компанию, где проработал еще двенадцать лет вплоть до достижения предельного возраста 65 лет. За это время я занимался разными задачами, предложил и возглавил новое направление в работе компании, связанное с банками данных. Но та первая разработка «генератора объектно-ориентированных программ» мне особенно дорога. Она, кстати, до сих пор на вооружении программистов «ФИ», которые сейчас и не подозревают, в какой напряженной обстановке этот генератор создавался.