Автор: 
I.
Давным-давно (назад почти что век),
воспитанный взыскательно и строго,
я был интеллигентный человек.
Я много знал. И нынче знаю много.
Отдать бы всё ненужное врагу! —
но я ужасно не любил делиться…
И вот всё перепуталось в мозгу:
и время, и события, и лица.
Опять брожу я, памятью влеком,
там, где Атос для женщин пишет рондо,
и где Манон торопится леском —
поспеть к балету Паулса «Раймонда»,
где Ниловна — доныне чья-то мать,
где Шахразада бредит об ифрите,
где Аннушка Каренина опять
льет маргарин под ноги Маргарите,
где в Фермопилах, как ни посмотри,
спартанцев — миллион, а персов — триста,
где стать мечтает Эмма Бовари
любовницею графа Монте-Кристо,
туда, где Лиссабон не стоит месс,
хоть город азиатский он и древний,
где пишет Ванька Жуков СМС
Арине Родионовне в деревню…
Ненужных знаний всё безумней плен,
сюжеты всё абсурднее, больнее…
Вот так ведь и помрешь, как Гуинплен
в объятиях Тобосской Дульсинеи.
II.
Вспоминаю опять: на потеху вам,
разорвав предосеннюю тишь,
три сестры-мушкетёра у Чехова
всё кричали: «В Париж!», мол, «В Париж!».
Чем пронять бы читателя нашего
в Арзамасе, Орле да Москве?
Над романом Дубровского «Машенька»
горько плакал Набоков В.В.
Вспоминаю, как с ксивою липовой
и имея в виду ПМЖ,
приходила Настасья Филипповна,
но Паратов уехал уже.
Глянь: в живых оставаясь безвременно
и крича не по-русски: «Oh shit!»,
убивается Анна Каренина,
что Болконский на рельсах лежит.
А Лесков воспевал алкоголиков,
чем заспамил весь сайт проза ру.
У него и студент был, Раскольников,
звавший русский народ к топору.
А сюжет интригующий тянется
(к сожалению, логику скрыв).
Ты залезла зачем, бесприданница,
на роман Гончарова «Обрыв»?!
И на наше беспамятство общее
затаивши животную злость,
догрызает Муму неутопшая
сэра Генри берцовую кость.
Забавно. Обратила внимание на то, что почти все эти знания — литература. Автор не специально, просто он отразил литературоцентричность русской интеллигентской культуры.
Александр Габриэль. Дилогия о путанице
I.
Давным-давно (назад почти что век),
воспитанный взыскательно и строго,
я был интеллигентный человек.
Я много знал. И нынче знаю много.
Отдать бы всё ненужное врагу! —
но я ужасно не любил делиться…
И вот всё перепуталось в мозгу:
и время, и события, и лица.
Опять брожу я, памятью влеком,
там, где Атос для женщин пишет рондо,
и где Манон торопится леском —
поспеть к балету Паулса «Раймонда»,
где Ниловна — доныне чья-то мать,
где Шахразада бредит об ифрите,
где Аннушка Каренина опять
льет маргарин под ноги Маргарите,
где в Фермопилах, как ни посмотри,
спартанцев — миллион, а персов — триста,
где стать мечтает Эмма Бовари
любовницею графа Монте-Кристо,
туда, где Лиссабон не стоит месс,
хоть город азиатский он и древний,
где пишет Ванька Жуков СМС
Арине Родионовне в деревню…
Ненужных знаний всё безумней плен,
сюжеты всё абсурднее, больнее…
Вот так ведь и помрешь, как Гуинплен
в объятиях Тобосской Дульсинеи.
II.
Вспоминаю опять: на потеху вам,
разорвав предосеннюю тишь,
три сестры-мушкетёра у Чехова
всё кричали: «В Париж!», мол, «В Париж!».
Чем пронять бы читателя нашего
в Арзамасе, Орле да Москве?
Над романом Дубровского «Машенька»
горько плакал Набоков В.В.
Вспоминаю, как с ксивою липовой
и имея в виду ПМЖ,
приходила Настасья Филипповна,
но Паратов уехал уже.
Глянь: в живых оставаясь безвременно
и крича не по-русски: «Oh shit!»,
убивается Анна Каренина,
что Болконский на рельсах лежит.
А Лесков воспевал алкоголиков,
чем заспамил весь сайт проза ру.
У него и студент был, Раскольников,
звавший русский народ к топору.
А сюжет интригующий тянется
(к сожалению, логику скрыв).
Ты залезла зачем, бесприданница,
на роман Гончарова «Обрыв»?!
И на наше беспамятство общее
затаивши животную злость,
догрызает Муму неутопшая
сэра Генри берцовую кость.