«Народ для разврата собрался..»
У Шукшина в «Калине красной» есть эта забавная фраза, которая из стёба начинает превращаться в социальную реальность. Как верно замечает Ника Черникова на «Свободе», за годы войны в россии произошла нормализация зла и ежедневные убийства украинцев не вызывают никаких особых чувств.
Бойня превратилась в ту рутину, в которой надо как-то жить. Говоря о «банальности зла», Ханна Арендт описывала именно это состояние — бесчувствия к преступной войне, которую ведёт твоя страна. Убийства, репрессии, уголовщина и покорность пропаганде стали нормой жизни.
Для российского обывателя, который продолжает ходить на работу, клепать военные железки, воспитывать детей и заниматься бытом, — это просто «новая нормальность», к которой (как всегда в россии) нужно приспособиться, чтобы «коллективно пережить».
Переживание зла в коллективе — снимает с обывателя ответственность за зверства собственной страны. Именно в этой размытой ответственности кроется историческая порочность той «соборности», которой так гордятся российские историки.
Мы привыкли думать, что «соборность» и «коллективизм» помогают обществу выжить в противостоянии агрессии («в дни тяжких испытаний»). Но «коллективизм»- не менее удобная модель социального поведения для производства коллективного зла, когда ответственность размыта и передоверена «вождям».
«Невиновность» и вечная «невинность» русского народа опирается на эти два столпа: коллективную безответственность («я как все», «от нас ничего не зависело», «время было такое») и на «вождизм» («опять начальство нае*ло», «оказался наш отец не отцом, а сукою»).
Важно понимать, что абсолютное зло, творимое сегодня россией, опирается на тот «коллективизм», который «помогал веками выживать» российскому обществу. И одновременно помогал ему творить историческое зло под вывеской «соборности» («все побежали и я побежал», «народ не может ошибаться»).
Парадоксальным образом общинное сознание, которое помогало выжить в глухие времена, оно же (закреплённое в национальном бессознательном) помогает «русскому народу» быть абсолютным орудием зла в лапах имперских вождей. (Православию — особое «спасибо» за обработку паствы).
Бердяев (в статье о Розанове) проницательно писал о «вечно-бабьем в русской душе», анализируя «восторженность», с которой русский человек отдаётся властной силе. Порочное желание «отдаваться» вождям, раздвигая ноги перед каждым упырём. — и есть форма коллективной безответственности.
Известный летописный призыв: «Приходите и володейте нами» — та же формула Бердяева (только видом сбоку).
Блок писал об этом комплексе в романтическом ключе, но суть от этого не меняется: «Пускай заманит и обманет, Не пропадёшь, не сгинешь ты, И лишь забота затуманит Твои небесные черты». В поэтизации покорности злу и насилию заключена огромная опасность для соседей «блоковской россии». К тому же, обещание: «не пропадёшь, не сгинешь ты» — большое преувеличение. (Надеюсь, скоро в этом убедимся).
Присоединяясь к поэтической традиции, я тоже как-то завершил свой текст перекличкой с любимм Бердяевым:
Помрёт она грешно и некрасиво,
Но финиша покуда не видать,
Не чокаясь, мы выпьем за Россию,
Стареющую путинскую бл*дь.
«Россия развивается катастрофами», — писал Бердяев. Я бы уточнил: не развивается, а разлагается. Стадная модель размытой ответственности работает до определённого предела, когда стадо с пастухом забредает слишком далеко в кровавое болото, — стадо топчет пастуха (или он помирает от старости), обливается слезами по поводу «обмана» и собственной «невинности» и сочиняет себе нового вождя, который в исторической перспективе окажется (конечно) «не отцом, а сукою».
Из русской модели коллективного зла следует два вывода. Во-первых, нет сомнения, что со временем на фюрере оттопчутся всем стадом, с криками и плясками (тем яростнее, чем более невинными россияне захотят выглядеть в собственных глазах). А во-вторых, новый фюрер (вождь, пастух) легко сможет запустить ту же самую модель коллективного участия во зле, — потому что пресловутая «соборность» — это философия коллективной безответственности и национальной инфантильности.
«Соборность», как национальная идея, должна быть осознана и осуждена в качестве орудия зла. Пока русский народ будет для нас фетишем и коллективным «носителем правды», а не стадом безответственных баранов, в очередной раз доверивших себя пастуху, — до этих пор русский народ будет опасен для мира в качестве носителя преступного конформизма и коллективной безответственности.
А пока «простые россияне» настолько растворились во зле и приняли его как новую нормальность, что возмущённо спрашивают в чатах под ответными ударами ВСУ: «А нас-то за что? Мы же просто жили, а теперь лишились дома.. Сука! За что???»
Точно так же жители Берлина возмущались под английскими бомбёжками: «Не мы развязали эту войну. Нас-то за что?». История, похоже, повторяется. «За что» бомбят великую россию — им объяснят потом. Но важно понимать, что они — не жертва страшного обмана. Изначально именно они — носители коллективного зла по имени «стадность».
Александр Хоц (20 сентября)
«Народ для разврата собрался..»
У Шукшина в «Калине красной» есть эта забавная фраза, которая из стёба начинает превращаться в социальную реальность. Как верно замечает Ника Черникова на «Свободе», за годы войны в россии произошла нормализиция зла и ежедневные убийства украинцев не вызывают никаких особых чувств.
Бойня превратилась в ту рутину, в которой надо как-то жить. Говоря о «банальности зла», Ханна Арендт описывала именно это состояние — бесчувствия к преступной войне, которую ведёт твоя страна. Убийства, репрессии, уголовщина и покорность пропаганде стали нормой жизни.
Читать дальше в блоге.