Татьяна Вольтская

Каждый раз, когда я, говоря о трагических новостях с фронта, пишу «наши войска разрушили», «мы разбомбили» – обязательно появляются комментарии – а почему это я пишу «мы», «наши». Наверное, пора ответить.

Да, это очень удобное решение: вот есть Пушкин, есть Мандельштам, есть Бродский, Тарковский, братья Стругацкие, есть историк Юрий Дмитриев, режиссер и поэт Женя Беркович, драматург Светлана Петрийчук – и это моя страна, а есть всякие неприглядные персонажи вроде Путина, Бастрыкина, Пескова, Пригожина, Стрелкова-Гиркина, Шойгу, депутата Хинштейна, режиссера Михалкова – это уже не моя страна, я не имею к ней никакого отношения – и, соответственно, к контрактникам и мобикам, воюющим в Украине, тоже.

Соблазн и правда велик, ведь как славно: все приятное – мое, все неприятное – не мое. К сожалению, это искусственная конструкция, в жизни так не бывает. Даже в собственном ребенке не все приятно, но мы не можем отсечь его недостатки и сказать, что не имеем к ним отношения. Еще как имеем. Так же и со страной. Я училась в одной школе, в одном институте, ходила по одним улицам вместе с теми, кто сегодня налепил на себя букву Z, мы читали одни и те же книжки и смотрели одни и те же фильмы. Внезапно осознав что-нибудь очевидное, мы – и западники, и лапотники – хлопаем себя по лбу и восклицаем: «Семён Семё-ё-ныч!», а, попав молотком по пальцу, произносим одно и то же слово, понятно, какое.

А раз это всем понятно, как я могу сказать – вот эта группа граждан является моими соотечественниками, а эта – не является? Больше скажу – хочется спросить сторонников «нашей» и «не нашей России» – мы, например, режиссера Михалкова как будем делить? Ранние талантливые фильмы возьмем – это наше, а позднюю клюкву и, прости Господи, бесогонство, отпилим – не наше? Но человек-то один. Или ранние фильмы тоже выкинуть? Но тогда чем мы будем отличаться от Минкульта, который выкинул книги экономиста Липсица из школьной программы и заменил трудами Мединского? Ничем.

Мне кажется, это безответственное и даже какое-то детское поведение – как будто можно зажмуриться и сказать: раз я этого не вижу – этого нет, раз я не замечаю, что человек, который сегодня старательно рассчитывает траекторию ракеты, летящей на Киев или Харьков, мог сидеть со мной за одной партой, значит я не я и лошадь не моя.

Да моя это лошадь, моя, и никуда от этого не деться.