Владимир Пастухов (26 июня)

Как это часто бывает, то, на что потрачено больше всего сил и времени, вызывает наименьший интерес. Так случилось и со статьей в «Новой газете», которая, на мой взгляд, осталась практически незамеченной. Как справедливо сказала когда-то моя сестра, «твои статьи в «Новой» в трамвае не почитаешь». Тем не менее, хотел бы обратить на нее внимание – увы, далеко не все в этой жизни можно впихнуть в удобный и необременительный телеграм-формат.

Мысль о том, что новые поколения должны знать правду о 90-х, кажется мне на самом деле правильной. Я как раз сторонник именно того, чтобы холить и лелеять историческую память, без чего наш путь вперед вечно будет оставаться во мраке. Вопрос для меня в другом: а какая она, «правда»? За прошедшие годы было предложено так много «правдивых» версий 90-х, что в них легко заблудится даже тот, кто их пережил, не говоря о тех, кто о них в лучшем случае только что-то слышал. Собственно, это и подтолкнуло меня к продолжению разговора. Как подобрать критерии оценки версий того, что случилось в 90-е? На мой взгляд, единственный способ – вставить их обратно в контекст того, что было с ними «до», и того, что стало с ними «после», то есть вставить обратно в «рамку истории». Именно это я и попытался сделать в статье.

Я не буду спойлерить здесь содержание статьи, с которой можно ознакомиться по ссылке. Вместо этого добавлю пару абзацев, которые в статью не вписались, но которые ее дополняют. Выход из 80-х в 90-е и потом из 90-х в 00-е напомиает железнодорожные пути на крупной узловой станции: много-много параллельных рядов рельс и между ними бесконечное число стрелок-переходов, то скрещивающихся, то разбегающихся в разные стороны, и по этому бесконечному полю возможностей шустро бегает маневровый паровозик истории, распихивая свои вагончики на разные пути. На мой взгляд, он проскочил тогда как минимум две крупных развилки, которые предопределили во многом выбор конечной колеи.

Первая развилка случилась между 1989 и 1991 годом. Суть возникшей тогда дилеммы состояла в выборе между строительством нации-государства, куда в большей степени инстинктивно, чем сознательно, выруливал Горбачев, и созданием национального государства (с перспективой его будущего перерождения в государство националистическое), куда, в конечном счете, зарулил Ельцин. Победа Ельцина в 1991 году означала победу концепта «национального государства» над концептом «нации-государства», и поэтому в эмбриональном виде уже содержала в себе потенциал для всех последующих трансформаций, включая нынешнюю войну. Путин родился из событий 1991 года как Дюймовочка из бутона, подаренного не совсем доброй феей русской истории.
Вторая развилка случилась между 1991 и 1993 годами. Суть этой дилеммы была в выборе между медленным и быстрым путями восстановления капитализма в России (прусским и американским путями в терминологии Ленина). Медленный путь был номенклатурным, умеренно-компромиссным, но зато и менее травматичным для масс. Его продвигали люди типа Лужкова и, конечно, «красные директора». Быстрый путь был взрывным, основывался на идеологии «большого скачка». Его продвигал новый «предпринимательский класс» и их представители в окружении Ельцина, которых принято называть «младореформаторами». Победа этих младореформаторов в 1993 году окончательно оформила профиль эпохи.

О том, как двигался маневровый паровозик русской истории между этими двумя стрелками, можно подробнее прочесть здесь:

https://novayagazeta.ru/articles/2024/06/24/ne-s-chastnaia-sobstvennost-i-nomenklaturnoe-gosudarstvo