Татьяна Вольтская. Чаадаев

«Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное – это любовь к истине. Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества. Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур; любовь к истине распространяет свет знания, создает духовные наслаждения, приближает людей к божеству. Не через родину, а через истину ведет путь на небо. Правда, мы, русские, всегда мало интересовались тем, что́ – истина и что́ – ложь…»

Это Чаадаев Петр Яковлевич написал в «Апологии Сумасшедшего» в 1837 году – отсидев год под домашним арестом, сдобренным ежедневными визитами врача, поскольку был высочайше объявлен умалишенным по причине возмутительных мыслей о возлюбленном отечестве, высказанных в «Философических письмах».

Мысли, конечно, ни в какие ворота не лезли – в отечестве-то благодать и процветание, подданные восторженно лобызают землю, на которую ступает нога императора, а тут вылезает этот фрик не пойми откуда – и хрясь! – объявляет, что, дескать, не благолепие это вовсе, а «тусклое и мрачное существование, лишённое силы и энергии, которое ничто не оживляло, кроме злодеяний, ничто не смягчало, кроме рабства». И мало того – что мы, оказывается, «никогда не шли вместе с другими народами… стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось».

Ежику понятно – никто, кроме сумасшедшего, такую чушь не сморозит. На что император Николай I со свойственной ему гениальностью сразу и указал. А Бенкендорф Александр Христофорович, верная опора трона, провел в жизнь – за ним, понятное дело, не заржавело.

Правда, Третье отделение тогда, конечно, недорабатывало – нет, на каторгу-то могли упечь, а вот до иностранного агента еще не додумались. А ведь как элегантно было бы всем этим, которые на Сенатскую выходили на морозе постоять – иноагента приклеить, и порядок, никаких тебе декабристов, одно иностранное влияние, плюнуть и растереть.

Ну, и на этого красавца, конечно, который с загадочным видом колонны в московских салонах подпирал. С ним ведь как вышло – все же его жалеть бросились – ай-яй-яй, такого умницу да в безумцы, а был бы не безумец, а иноагент, так его бы, может, в те салоны и на порог не пустили. А так он как будто до сих пор там стоит, до сих пор из угла доносится – мол, «не научился любить Отечество с закрытыми глазами», истина, мол, ему дороже Отечества.

Родился он, кстати, 7 июня 1794 года, ровно 230 лет назад.