ГАСАН ГУСЕЙНОВ. ПОСМЕРТНАЯ БИОГРАФИЯ БУЛАТА ОКУДЖАВЫ

Казалось бы, ну какая может быть у человека посмертная биография, если он родился и умер в прошлом веке, прожив с 9 мая 1924 по 12 июня 1997 года всего 73 года? Счастливец, он ведь даже не застал следующую, путинскую, четверть века.

И тем не менее поздняя прижизненная, а потом и посмертная горькая биография Окуджавы — это реальность. Если только мы всерьез воспринимаем слова о бессмертии, например, некоторых стихов, а не только полков.=

Ведь слава Окуджавы поднялась в оттепельной Москве, а потом и по всему Союзу ССР, а потом и по странам бывшего соцлагеря — ГДР и Польше — и докатилась до ФРГ и Франции, где у него были восторженные поклонники-переводчики благодаря пластинкам и магнитофонным пленкам, а потом и выступлениям живьем на Востоке и Западе Европы, а потом и в Америке. Ведь Окуджава был так называемым «выездным», до некоторой степени даже экспортным культурным товаром хрущевско-брежневской эпохи.

Могут спросить: как так вышло? У ответа две стороны. Одна — это его необыкновенный, захватывающий талант исполнителя, поклонники которого образовали почти религиозное сообщество. Преимущественно интеллигентское, но со временем и более общее, а потом, в поздние советские годы, — и всенародное, потому что одна его песня в какой-то момент объединила частного человека с позднесоветской государственной пропагандой. Но и здесь сыграл свою роль талант, соединившийся, однако, с тем статусом, которым — тоже до некоторой границы — мог защититься от советских репрессий человек, художник или актер, поэт или режиссер.

Но именно в эту точку сразу по миновании советской власти начали бить ненавистники Окуджавы. И воевал-то он, дескать, всего ничего, и о войне написал как-то странно, чуть ли не иронически, да и вообще был, если угодно, насквозь советским — левым таким, а левизну эту даже воспел в своей песенке о московском метро. Эти обвинения, как бы мелки ни были имена хулителей поэта, отравили последние годы жизни Окуджавы. Быть левым в европейском смысле слова и быть левым в позднесоветском (а по европейским меркам — либералом) — это были настолько разные вещи, что и до сих пор людям, выросшим в 1990-е, не понять, о чем поет Окуджава:

Впервые я услышал ее в нашей коммунальной квартире на Ломоносовском, может быть, на следующий день после того, как Б. Ш. ее сочинил, и ничего не понял, но почему-то сразу выучил наизусть, хотя мне было лет семь или восемь. Как же трудно объяснить смысл этой песни в день столетия Окуджавы тем, кому сегодня от двух до пятидесяти.

Но тогдашний левый Окуджава до наших дней не дожил. Он только-только выбирается из страшной всенародной славы певца Великой Победы.

«Одна на всех — мы за ценой не постоим…» Песня из фильма «Белорусский вокзал» пелась от имени всех погибших, и так, словно этот их выбор передается всем следующим войнам и только еще предстоявшим советским победам.

Фильм был снят в первые годы после вторжения СССР в Чехословакию и к четвертьвековой годовщине окончания Великой Отечественной войны. Двоякая задача — воспеть старый подвиг и оправдать новый позор армии и государства — не считывался буквально никем. Нечувствительно песня стала и народной, и, если можно так выразиться, десантной. Но все другие, прежние и последующие пацифистские песни Окуджавы она сумела затмить. Спустя три года после громкого успеха «Белорусского вокзала» Окуджава напишет новую песню, состарив ее названием «Старинная (в другом варианте — просто старая) солдатская песня»:

Широко разойдется эта песня только в начале Афганской войны, но написал ее Окуджава, возможно, чтобы отмежеваться от духа ложного восторга перед войной, закамуфлированного под оплакивание героических солдат Второй мировой и Великой Отечественной…

И всё-таки само обилие стихов и песен о войне, написанных фронтовиками после войны, не возбуждало в следующих поколениях ни отвращения к войне, ни даже страха перед войной. Окуджава уходил в середине 1970-х в историческую прозу, еще и прячась от всё более ложной героики той самой войны, участие в которой формально обеспечивало его идеологической защитой.