Марина Шаповалова

Отрываясь от конкретики, воспарим в теоретические обобщения!

Что перво-наперво уничтожает социализм?

Правильный ответ: собственность.

В ней, с точки зрения жаждущих справедливости, зарыт тот самый первородный грех, главное зло человечества, которое ещё называют деньгами, осуществляя перенос невыразительного зла на его более впечатляющее воплощение. Его же ещё называют неравенством, хотя тут имеют в виду следствие. А причина злостного неравенства, зримо выраженная количеством денег – собственность. Но говорить вообще о собственности без уточнений как-то неудобно, потому что тут есть смущающий любого человека момент: всё же, хотя бы зубную щётку и трусы каждый хочет иметь в индивидуальном употреблении, а это уже присвоение. И получается всё равно собственность. Поэтому теоретикам установления справедливого равенства пришлось придумывать разделение на собственность личную и частную. Дескать, есть такая собственность, которая всеобщему равенству вреда не наносит, как зубная щётка с трусами. А есть такая, на которой можно более других обогатиться – она нехорошая, называется частной. Её мы запретим и с ней будем таки нещадно бороться.

Если вы меня спросите, к какой собственности марксистская теория относит персональный ноутбук, работая на котором владелец может заработать больше соседа, иногда и на порядки больше, то я должна вас огорчить: Маркс не предполагал появления такого рода личных потребностей. А точнее сказать, по Марксу вот этот весь прогресс, создающий новые потребности, совершенно даже не нужен. Более того, он вреден для социально-справедливого строя, ибо нефиг губу раскатывать – социалистическому человеку достаточно еды и одежды, которых будет в обобществлённом хозяйстве производиться вдоволь на всех, а что сверх того, то от лукавого. Вам этого в современных экономических ВУЗах, заражённых модной левизной, не расскажут. А сами вы этого в скучных марксовых томах не прочтёте, потому что долго искать пришлось бы. Тем не менее, это так.

Игнорируя тот факт, что провести границу между дозволенной личной и вредоносной частной собственностью не всегда легко, а иногда вообще невозможно, строители социализма всегда начинают с уничтожения собственности. В наше время они это проделывают мягко и постепенно, ласково увещевая, мол, при новом справедливом порядке вы сможете всем просто так пользоваться. Не владея. Мы вам под каждым кустом устроим во временное пользование и стол, и дом, и трамвай, и самокат, и комп в коворкинге, а вы платите нам налоги, и спите спокойно! Зачем вам вообще в карманах наличные деньги? Мы их вам в кредит на карточке нарисуем, чтоб вы могли расплачиваться за еду и аренду. Сколько вам надо, столько и нарисуем. Если будете правильно себя вести, конечно. А не то мы сразу по вашим транзакциям увидим, что вы что-то там замышляете лишнее, и счета вам заблокируем. Учтите!..

Ну это мы далеко зашли в недалёкое будущее, а в недавнем историческом прошлом всё было проще и суровее. Без цифровых чудес, которых тогда ещё не изобрели. Собственность просто всю сразу отменили. Недвижимость, землю и золото в банках в отдельно взятой стране у всех одним махом отняли в пользу государства. Отнятого, правда, было маловато для распределения на всех, потому распределять начали сначала своим, но такой скороспелый коммунизм сразу не задался – началась разруха и голод. Пришлось придумывать другие способы распределения и наказания, чем незадачливые строители коммунизма и занимались следующие семьдесят лет.

Теперь, давайте, вспомним, к чему мы через эти семьдесят лет пришли. А пришли мы к пониманию, что без собственности вообще ничего не работает. Работало в этой системе только то, что называлось незаконным присвоением и расхищением социалистической собственности. Отчасти – личным приусадебным хозяйством, где натуральным образом производился недостающий самопрокорм. Если бы этого не было, то вся еда кончилась бы намного раньше, а одежду, кроме шинелей, донашивали прабабушкину и прадедушкину, дореволюционную. Если присмотреться, советские люди паразитировали на государственной собственности, используя её как частную, кто как мог. Кто во что горазд и к чему имел доступ. Из чего естественным образом всё равно произошло неравенство во владении той собственностью, которую государство позволяло считать личной. Но после провального завершения социалистического эксперимента начать с этой базы рыночный рост в масштабах экономики всей страны не представлялось возможным.

Потому что – как?

Реституция? Вернуть через семьдесят лет наследнику, живущему в Париже, место прадедушкиного имения, на котором давно построена АЭС? Её тоже ему отдать, или обязать Энергоатом платить за аренду до конца дней? Другому, в третьем поколении американцу, передать права на доходные дома в историческом центре Самары, и пусть ремонтирует провалившиеся перекрытия? Или вычесть затраты на капитальный ремонт? – он тогда ещё должен останется. А что делать с колхозной землёй, с землёй под заводами и давно городскими районами с многоэтажками, детсадами и школами? Которая до 1917 года тоже кому-то принадлежала, и у каждого бывшего собственника десятки наследников по всему миру, а завещания он, разумеется, на этот случай не оставил. Нет, через сорок лет реституция ещё потянула бы на восстановление справедливости, хоть и не без проблем, но через семьдесят её просто трудно себе представить. Не говоря о эксплуатации реприватизированного.

Или вот, допустим, цеховик шьёт вполне среднего качества дублёнки из украденного у государства сырья на украденном же у государства, незаконно списанном оборудовании. С одной стороны, существует налаженное производство, продукция которого пользуется спросом. Но с другой – что, подарить ему, что ли, всё украденное, и пусть продолжает, но уже как законный собственник? Ведь по законам перестраивающегося в капитализм государства он – преступник, и нет способов на глазах у всего народа этот факт обойти. Примерно так абсолютно во всём, что работало в обход законов, не признававших никакой собственности, кроме государственной, и что простаивало без пользы. Даже распродать госсобственность гражданам непросто, когда накопленные ими «нетрудовые доходы» в никому не нужных рублях – это же слёзы нищенские, а не капитал.

В незапамятные времена вопрос приватизации ничейного решался довольно просто: кто захватил и использует, тот и признаётся собственником. В тесной Европе, правда, всё позахвачено было ещё с античных времён, и никто за давностью лет уже не заговаривал о справедливости захватов, собственность просто перекупали. Зато освоение американских континентов явило более свежие прецеденты. Собственность на землю признали за теми индейскими племенами, которые способны были показать хоть зачатки производительного хозяйства в ареале обитания своих предков. Хотя бы «от этого ручья до той горы великий вождь Белое Перо завещал нам всегда ловить куропаток». После чего её можно было выкупить за красивые стеклянные бусы и оформить документ. Те же земли, с которых индейцев послали нафиг, сочтя их претензии безосновательными, именно что банально захватывались. Но тоже не абы как, не просто пальцем ткнуть, мол, отсюда до океана, а в пределах хозяйственного освоения.

Этот исторический экскурс понадобился как последнее доказательство, что нет никаких строго законных (или, хотя бы, общеприемлемых) способов возрождения института частной собственности после очень развитого социализма. Кроме захвата. Кроме передачи во владение произвольно присвоенного и используемого, тому, кто на этом активе уже производит или берётся производить товары и услуги. Разумеется, с землёй под строениями, если они есть. Если ещё не начал, а только обещает – с отсрочкой подтверждения собственности до ввода объекта в эксплуатации.

Мораль сей басни такова: социализм перемалывает функциональные институты в фарш, который обратно не проворачивается. Ничего потом нельзя восстановить, всё надо начинать заново, с нуля. Сначала раздать ничьё людям во владение и закрепить этот порядок буквально навечно: исключив возможности изъятия и перераспределения лет на тысячу вперёд. Раздать не по расплывчатым представлениям об уравнительной справедливости – эти шашечки придётся тасовать до второго пришествия, переходя на личности и не приходя к согласию, вечно и перманентно искореняя любую производительную деятельность в зародыше. Невозможно её начать и наладить, когда сомнения в справедливости приватизации остаются аргументом, позволяющим начать пересмотр. В результате всегда будет силовым путём возобновляться только один абсолютный собственник всего – такое же социалистическое государство, «по справедливости» всё снова объявляющее общим, то есть – ничьим, чтобы никому не досталось не по заслугам и никому не было обидно. Начать восстановление института собственности можно только руководствуясь прагматическими соображениями, не пытаясь их ничем ограничивать. Кто раньше всех встал и пошёл, того и тапки, но – навсегда. Как премия за инициативу. Без попыток оспорить законность вчерашним днём.

Потому что иначе этот вчерашний день никогда не закончится.