Руины империи и новые экосистемы

Давным-давно (мне было, наверное, лет 14) я пытался поставить спектакль о Средневековье (о Средневековье вообще – в ту пору мне казалось естественным мыслить в подобных расплывчатых категориях). От фиаско спасло только то, что из этой затеи ничего не вышло. Одним из образов несостоявшегося спектакля были окружённые стражниками феодалы – одетые в тяжелые джинсовые куртки и в кожанки из 90-ых. Похожие на старинные кистени цепи с замком в качестве груза и куски арматуры, вспыхивающие, словно мечи, завершали облик этих новых рыцарей. Нехитрый замысел заключался в том, чтобы намекнуть зрителю на сходство постсоветских территориальных группировок с княжескими семьями из раннего Средневековья. Меня извиняет то, что социологи – даже такие, как, например, Светлана Стивенсон, написавшая отличную книгу об уличных группировках Казани (ее исследование «Gangs of Russia» или, в русском переводе, «Жизнь по понятиям» вышло за несколько лет до того, как тема вновь стала модной – благодаря сериалу Жоры Крыжовникова по книге Роберта Гараева) – так вот, даже такие социологи в своих представлениях ушли недалеко от этого упрощенного схематизма а-ля Вебер.

Другим образом были руины мраморных римских вилл, превращенные в каменоломни (а это правда: многие римские памятники в Европе, включая Колизей, служили позднейшим обитателям исчезнувшей империи именно что источниками дарового камня). Даже странно, что я не додумался придать этим руинам форму завода – чтобы растаскиваемый вандалами мрамор наводил на банальную мысль о судьбе промышленных гигантов вроде «Уралмаша».

Но речь, в сущности, не об этом. Когда, несколько лет назад, я писал магистерскую о трансформации ритуальных практик коренных народов Западной Сибири – хантов и манси – и бился над главой об истории проникновения русских на восток (брошенной и благополучно сокращенной до нескольких абзацев), мне остро хотелось написать историю сибирских руин: то забытых, то обживаемых вновь, то снова бросаемых – теперь уже окончательно. В моем арсенале были и руины радиолокационной станции на горе Чистоп (Северный Урал), которые любят фотографировать туристы (как странно смотрится старое, пусть даже слегка обшарпанное, кресло на фоне горного обрыва), и брошенные бочки для нефти, из которых ненцы устраивают сени для чума[1], и лежащая посреди ямальской тундры ступень ракеты (фото 1), и покинутая казацкая крепость, ставшая в представлениях и практиках коренных жителей «городком лесных духов», а потом и вовсе забытая.

 

Фото 1. Ненец возле ступени ракеты в ямальской тундре. Источник: статья «Ямальские ученые предложили очистить тундру от космического мусора», опубликована на сайте sever-press.ru 17.10.2019 (ссылка не активна).
Фото 1. Ступень ракеты в Ямальской тундре. Источник: статья «Ямальские ученые предложили очистить тундру от космического мусора», опубликована на сайте sever-press.ru 17.10.2019 (ссылка не активна).

 

А пару дней назад, прокладывая курс по ссылкам и ссылкам на ссылки, я обнаружил статью исследователя Киллиана Кигли из Австралийского католического университета (Кигли работает на стыке филологии, исследований океана и морской археологии)[2]. По мнению автора, океан не является бездной, поглoщающей следы прошлого, горизонтом событий историка и археолога. Наоборот, он сам – история; океанское дно, в котором, в новых артебиогеоценозах[3] сплетаются кораллы, якорные цепи, цепи рабов, слоновий бивень, вывезенный заодно с рабами, кости, водоросли, золото и разбившиеся короба для пряностей, становится местом написания новой истории, где кости превращаются в корм для планктона, занимая, таким образом, место в пищевой цепи, где жизнь и смерть моллюска и человека занимают равное место.

Наверно, вы уже догадались, чем мне понравился этот подход. Возможно также, по косвенным приметам вы представили провинциальный город, где я рос, со вторичным (если не третичным) лесом, выросшим за сорок лет поверх прежних вырубок. К югу от города находился пруд: тут торчали ржавые опоры разрушенной лодочной станции, там ярко-зеленые камыши указывали место стока городских нечистот; на другом берегу, у входа на песчаный пятачок, служившей городским пляжем, долго стояли ржавые загаженные киоски, где в 70-ые продавали соду; наконец их снесли; еще дальше в лесу – среди глухих деревьев – можно было увидеть качели и беседку-грибок, оставшиеся тут от базы отдыха (тех же времен, что киоски на пляже). В северной части города, на холме возле ПТУ, высились бетонные сваи и залитые цементом ямы непонятного предназначения; по одним утверждениям, это был могильник химотходов, по другим – сваи бараков, в которых жили зеки, первые строители города. (Помню, как, когда я увидел настоящую каменную бабу, я всерьез подумал, что это цементный столб, оставшийся в степи от какой-то незавершенной стройки) Наконец, был и настоящий могильник химотходов – огромная каменная насыпь. Он был относительно далеко от центра города, и я был там всего один раз. Греться на солнышке у самой насыпи было привилегией пацанов из района, который с незапамятных времен, следуя загадочному административному делению называли 35-ым (единственным пронумерованным районом был соседний с 35-ым 42-ой – поди, пойми). Выше, на самой насыпи, грелись черные змейки: ужи, а по слухам – гадюки.

Хочу, чтобы вы правильно меня поняли: я не ностальгирую ни по руинам, ни, тем более, по временам, когда руины были целыми. Я просто пытаюсь показать, что долгое время моя жизнь протекала на тех же руинах, что и жизнь деревьев, и жизнь змеек. И пусть, в отличие от ужей и чахлых елочек, этими руинами и отходами не ограничен мой жизненный ареал — они оставили в моем становлении неизгладимый отпечаток.

Сейчас я написал кусочек своей личной истории, но если (по крайней мере, в теории) отталкиваться не от судеб отдельных людей, а от истории развалин (кладбищ, свалок), можно добиться невероятного разнообразия, которое не уплощит, а обогатит историческое повествование. Здесь будет и оставшийся от бомжей мусор, тяжелым запахом отталкивающий случайных прохожих и способствующий обезлюживанию; и бродячие собаки (отнюдь не статисты); и слухи, порожденные неприветливым видом какого-то места; и змеи, от которых предостерегают детей…

 

Примечания

[1] Арзютов, Дмитрий. (2017). Олени или бензин: эссе об обменах в северо-ямальской тундре. Социальные отношения в историко-культурном ландшафте Сибири. Санкт-Петербург: «Кунсткамера» – Музей археологии и этнографии РАН.

[2] Quigley, Killian. (2023). Concretion: Submarine Growths and Imperial Wrecks. Critical Times, 6 (3): 517–539. https://doi.org/10.1215/26410478-10800341. Профиль автора на сайте университета: https://www.acu.edu.au/research-and-enterprise/our-research-institutes/institute-for-humanities-and-social-sciences/our-people/killian-quigley.

[3] Мой (хотя и напрашивающийся) термин. Автор говорит об артефактах и о том, что покрытые океанским налетом куски судна, это не просто арте- – это экофакты (ecofacts).

Добавить комментарий