Сергей Медведев

Хорошо написал Николай Эппле «Дракон продолжает жить и сегодня, и он снова в хорошей форме. Мечты, что его одолеет человек, пусть он даже сверхчеловек, сидящий в тюрьме, или, когда этого человека убили, его вдова — новая княгиня Ольга, новая Корасон Акино, или, может быть, международная общественность, дурны даже не тем, что это мечты, а тем, что они предполагают, что нам в битве участвовать не нужно, как-то кто-то это сделает другой, Гарри Поттер или Фродо. Но Гарри Поттер и Фродо литературные герои, они воплощают активное сопротивление злу, смысл этих историй не в том, что мы сидим с правильным настроем в душе, а Гарри Бэггинс за нас действует, он в том, что только действие приносит результат. Дракон не уйдет сам, не будучи повержен в битве. А если уйдет при помощи «Чейн-Стокса», это будет естественная гибель одной из голов, не прекращающая существование целого.»

Феномен Навального, его популярность в разных слоях общества и элиты (наряду с дежурной ненавистью, индуцированной пропагандой) заключался, мне кажется, именно в том, что это был волшебный герой из голливудской сказки, который чудесным образом нас бы всех освободил, тот самый Ланцелот, что убьет дракона. Причем чем тяжелее становились условия его политической деятельности и затем уже и физического существования, тем сильнее становилась вера в чудо, в сказочный голливудский сюжет, в котором добро обязательно побеждает зло.

И Навальный не разочаровывал, в течение более чем десяти лет поставляя нам чудо за чудом — его штабы, его кубы, его региональные сети, его внушительные проценты на выборах в Москве, его искрометные расследования и язвящие письма, его волшебное спасение от яда и героическое возвращение, затем оптимистические послания из тюрьмы, несгибаемая воля и оптимизм — это было регулярной поставкой чуда зачарованным зрителям.

Таким образом Навальный стал компенсаторным механизмом, легким наркотиком, который позволял существовать в матереющей свинцовой реальности, изредка выходя на акции в его поддержку. Люди смирялись с действительностью, потому что жили верой в Навального. Не все, конечно, были региональные активисты, члены штабов, были те, кто выходил за него уже в 22-24 годах, это невероятно храбрая прослойка, которой мой искренний респект. Но для большой страты сочувствующих (а я бы ее оценил в 20-30 миллионов человек по всей России — примерно то же количество, что поднялось по призыву Горбачева) Навальный был красивой сказкой и надеждой вопреки всему. И одновременно индульгенцией — возможностью почти ничего не делать для своего освобождения в надежде на супермена. Потому что, к сожалению, сами менять обстоятельства своей жизни люди в своем большинстве в России не умеют и продолжают надеяться на героя, варяга и Ланцелота.

Потому сейчас его смерть — это не просто боль от потери такого живого и близкого нам человека, но ломка оттого, что отняли сказку, отмазку, надежду на волшебное избавление и люди снова остались лицом к лицу с огнедышащим драконом.