Судьба антифашиста в фашистском рейхе. Ольга Бугославская о не утратившем актуальности «Дневнике отчаявшегося» Фридриха Рек-Маллечевена

Все тоталитарные общества несчастливы одинаково. Во всех случаях появляется один и тот же перечень действующих лиц, куда обязательно входят сторонники режима, искренние, а чаще запуганные, а также его противники — открытые и тайные, покинувшие пределы страны и оставшиеся внутри. Фридрих Рек-Маллечевен относится к числу последних. Он вел свой дневник, находясь в фашистской Германии, его записи охватывают период с 1936 по 1944 год. Этот дневник называют книгой ярости и ненависти, но он полон и других очень сильных эмоций: от полного недоумения до брезгливого презрения. Все эти чувства автор изливает на своих соотечественников, поддержавших национал-социалистов.

Автор дневника — человек, столкнувшийся с явлением страшным и отвратительным, стать свидетелем и современником которого он не предполагал: «Я никогда не видел, чтобы Германия так вырождалась». Это опыт экстремальный и при этом хорошо знакомый многим в наши дни. «Дневник отчаявшегося» затрагивает те же темы, которым посвящены книги других наблюдателей и исследователей процесса фашизации Германии — Себастьяна Хафнера, Эрика Ларсона, Николаса Старгардта, Моники Блэк, Гвидо Кноппа и многих других, и ставит те же вопросы, которые горячо обсуждаются сегодня.

«Дневник отчаявшегося» — максимально точное название для этой книги. Автор видит со всех сторон лишь непроглядную, густую тьму. Он не пытается разглядеть что-то еще. Боль от разочарования в своей стране и соотечественниках столь сильна и тяжело переносима, что он больше не оставляет себе пространства даже для слабой надежды, которая когда-нибудь тоже может быть обманута. Его сознание цепляется за доказательства испорченности самой немецкой нации, изначально присущего ей стремления противопоставлять себя идее развития и здравому смыслу. Торжество нацистов означает для него окончательную реализацию разрушительного потенциала, которым, как ему представляется, заряжена вся немецкая история: «…работая над книгой о мюнстерском анабаптистском режиме, я с глубоким потрясением читаю средневековые тексты об этой подлинно немецкой ереси, которая во всех без исключения… даже в самых нелепых деталях явилась предтечей того, что мы переживаем сейчас. Как и Германия сегодня, город-государство Мюнстер на долгие годы полностью отделяет себя от цивилизованного мира, как и нацистская Германия, он долгое время добивается успеха за успехом и кажется непобедимым, чтобы наконец пасть совершенно неожиданно… Как и у нас, там неудачник, выродок… становится великим пророком, как и у нас, всякое сопротивление капитулирует перед ним, необъяснимо для изумленного окружения». Сейчас можно смело утверждать, что все вышеперечисленное свойственно далеко не только немцам.

При всем том заметно, что автор «Дневника» внутреннее разрывается. Он, с одной стороны, ставит крест на германской нации в целом как носительнице всех самых темных человеческих свойств, но одновременно с этим все-таки ищет внутреннюю опору. И находит ее в образе прекрасной Баварии, противопоставленной грубой, военизированной Пруссии. Фридрих Рек-Маллечевен — немецкий аристо­крат, в его сознании этика плотно связана с эстетикой. В этом отношении его «Дневник отчаявшегося» близок книге Ивана Бунина «Окаянные дни». Рек-Маллечевен обвиняет в постигшей Германию катастрофе пруссаков, начисто, по его мнению, лишенных чувства красоты, вкуса и жизнелюбия. А вот эстетская буржуазная Бавария, как ему кажется, несовместима с примитивной фашистской идеологией: «Нацисты… никогда не смогут справиться с Баварией, даже если они будут продолжать свою оккупацию еще десять лет». Однако и это тоже трудно признать полностью справедливым, имея в виду то весьма заметное место, которое занимал город Мюнхен в биографии Гитлера.

Автора «Дневника» потрясает сама скорость наблюдаемого им регресса, а также атрофии базового нравственного чувства у окружающих его людей. Давая характеристики своим согражданам, Рек-Маллечевен даже не пытается быть вежливым или, как мы сказали бы сейчас, политкорректным и употребляет самые нелестные сравнения: «Я задыхаюсь от осознания того, что нахожусь в плену у орды злобных обезьян, и ломаю голову над вечной загадкой — как народ, который еще несколько лет назад так ревностно охранял свои права, в одночасье погрузился в летаргию, в которой не только терпит господство вчерашних бездельников, но и, какой стыд, уже не способен ощутить свой собственный позор как позор…». Отдельно автор отмечает, что столь масштабное коллективное одичание стало возможным после появления нового феномена — человека толпы. Парадоксальным на первый взгляд образом этот продукт XX столетия стал инструментом для разворота времени вспять и стремительной архаизации.

Возникает в книге и тема разделения немецкой нации на тех, кто покинул страну после прихода нацистов к власти, и тех, кто был вынужден или предпочел остаться. Рассматривая опыт оставшихся, связанный с постоянной угрозой жизни и огромным психологическим давлением, как запредельный, Рек-Маллечевен не надеется на взаимопонимание и пресловутое национальное единство в будущем.

Еще одно рассуждение, которое уже окончательно перешло в разряд общих мест, — упреки в адрес сильных демократических стран, не защитивших первых жертв гитлеровского режима на внешней арене и не поддержавших в нужной мере внутригерманскую оппозицию. В 1938 году, после аншлюса Австрии, Рек-Маллечевен написал: «Англия и Франция пожимают плечами на это мерзкое изнасилование маленького государства, никто вовремя не схватит виновника за воротник, и, кажется, все хотят подождать, пока большая кобра выползет из змеиного яйца, которое сегодня еще можно раздавить. <…> Позволяя первому крупному нарушению мира остаться безнаказанным, мы делаем нарушителя еще более сильным, чем есть, а делая его еще более сильным, мы одновременно делаем себя, его последних противников внутри Германии, еще более беззащитными и бессильными».

В «Дневнике» содержится интересная мысль относительно того, что в наши дни называют коллективной ответственностью. Оглядываясь в недавнее прошлое, Рек-Маллечевен пишет о том, как накануне Первой мировой войны восторженная толпа горячо приветствовала императора, выражая ему свою полную поддержку. В ноябре 1918 года кайзер был свергнут, что как будто позволило народным массам откреститься от его агрессивной политики. Однако автор настаивает на том, что народ, «умеющий в мгновение ока организовать свой энтузиазм» и в одночасье впадающий в милитаристский угар, не имеет морального права сваливать всю ответственность и вину за последствия этого угара на императора и отходить в сторонку, прикидываясь обманутым.

Автор «Дневника» упрекает немцев в неумении обдумывать и осмысливать собственный исторический опыт, негодует по поводу того, что поражение 1918 года никого ничему не научило, а общество сделало выводы, прямо противоположные тем, которые следовало сделать.

Воинственный настрой, всеобщее единение вокруг фигуры фюрера Рек-Маллечевен расценивает как признаки смертоносного и самоубийственного помешательства, а временные военные успехи Рейха — как этап гибельного пути: «Мы дышим воздухом мертвых», «…мы живем в свете смертельного факела». Он знает, что это массовое сумасшествие убьет и его: «Я не доживу до выздоровления от этого безумия». Последним эпизодом биографии Река-Маллечевена, антифашиста в фашистском государстве, стал его арест по доносу и гибель в феврале 1945 года в концлагере Дахау.