АНДРЕЙ ШИРЯЕВ / ВЛАДИМИР ГАНДЕЛЬСМАН

Андрей Ширяев

Родившийся под утро ветер тих
настолько, что пустыня — отпустила.
Четырежды ещё взойдёт светило,
четырежды коснувшись рук твоих.

Падёт рассвет и грянут топоры,
блестя белками, кромками блистая,
и галки закричат, изобретая
горбатый ритм, связующий миры.

Осенний воздух наполняет дом,
ведёт меня по лабиринтам комнат.
Но воздуха не хватит, чтобы вспомнить
то, сколько мы не прожили вдвоём.

Не хватит ни вина, ни ворожбы,
ни веры в неземное притяженье,
в смешенье слёз и слов кровосмешенье
в попытке уберечься от судьбы.

И — хватит. Ночь садится на кровать,
на мой кораблик изо льна и луба.
И счастье мне прокусывает губы,
мешая забывать.

Владимир Гандельсман

Ни иссушающий лиловый зной,
ни гибельный пожар лесной,
всю живность из страны угнавший,
ни эпидемий падаль, вонь и гной,
ни зимний ветер с моря ледяной,
пронёсшийся над кровлей нашей,

ни мерзости, творящиеся там,
где не насытиться поганым ртам
властителей кровавой пищей,
где, уподобившиеся скотам,
их воины шныряют по кустам
со шлюхами и пьют на пепелище,

ни скорбь беспомощная, ни мой гнев,
когда толпа хвалою нараспев
насилие обожествляет
(так бойню воспевал бы хлев)
и вдруг, в однообразье озверев,
срывается с цепи и, скалясь, лает, –

ничто, мой сын, не отняло меня
от воздуха, земли, воды, огня –
зной не спалил и стужа не сковала,
и если нынче смерть – моя родня,
то потому, что не было ни дня,
чтоб по тебе душа не тосковала.