Ольга Бугославская

Передовая общественность не перестаёт задаваться вопросом о том, «делает ли литература / кино / театр… людей лучше»? А при виде, как кто-то из хорошо известных лиц на глазах у изумлённой публики совершает нечто в высшей степени аморальное, восклицать: «Неужели он не читал «Двух капитанов» и «Трёх мушкетёров»?

Наивная вера в то, что человек, который часто ходит в театр и читает много книг, автоматически становится более развитым в нравственном отношении по сравнению с теми, кто этого не делает, на протяжении последних десятилетий постепенно затухала, но всё-таки продолжала теплиться. Даже скептики признавали, что «прикосновение к великому произведению, затрагивающему проблему морально-нравственного выбора», не может пройти для прикасающегося совсем уж бесследно, никак его не облагородив.

Сейчас ведущие спикеры – Юлия Ауг, Ксения Ларина, Александр Роднянский, Анатолий Белый… — на все вопросы про «делает ли искусство человека лучше» уверенно отвечают: «Нет».

Честно говоря, немного странно, что представление о врачующей силе искусства оказалось таким стойким. Я прошу прощения за столь очевидную банальность, но ведь ясно, что в той части, которая касается этики, искусство не делает нас хорошими и добрыми, а позволяет нам почувствовать себя хорошими и добрыми. И, что принципиально важно, это самоощущение, возникающее благодаря тому, что зритель или читатель сочувствует положительному герою, ассоциируя себя с ним, достигается практически бесплатно и без усилий, сопряжённых с каким-либо риском. Потребность в положительной самоидентификации тем самым полностью удовлетворяется, и уже решительно ничто не заставляет читателей и зрителей переносить опыт такого рода переживаний из виртуального пространства в реальное.

У меня даже есть подозрение, что престиж всего, что связано со сферой искусства, и представления о том, что вечное искусство в некой общей иерархии стоит намного выше сиюминутной реальной жизни, как минимум отчасти связаны именно с этой его функцией. Если искусство выше грубой действительности, то важнее посочувствовать, условно говоря, Иешуа из романа Булгакова или Христу из фильма Мэла Гибсона, чем кому-то в реальной жизни. Более того, сочувствием Иешуа вполне можно и ограничиться. Иными словами, сопереживание книжному или экранному герою может не спровоцировать или усилить сопереживание реальным жертвам реальных преследований, а целиком его заместить. Представления о сверхценности творческой деятельности порождает снобизм, который приобретает иногда откровенно гротескные формы.

Михаил Козырев во время своего выступления показывал запись предновогодних обращений российских музыкантов к украинским коллегам, сделанную, если не ошибаюсь в конце 2019 года. Одна отечественная исполнительница призвала украинцев «забыть про войну (имелся в виду конфликт на Донбассе) и прочую ерунду и полностью посвятить себя искусству». Цитирую по памяти, могу ошибиться в деталях, но суть состояла именно в этом: искусство, вернее, Искусство – нечто действительно ценное, а война и прочее – пустяковая житейская суета. Поэтому не разменивайтесь по мелочам, концентрируйтесь на главном.