Николай Власов

«Я ни о чем не знал», «я просто выполнял приказы»… Фразы, хорошо знакомые всем, кто знает хоть что-нибудь о судах над нацистскими преступниками после Второй мировой войны. Они, действительно, звучали на многочисленных судебных процессах — не только знаменитом главном Нюрнбергском трибунале, но и последующих судах над определенными категориями элиты Третьего рейха: генералами, акулами бизнеса, врачами, юристами… Но ими дело не ограничивалось.

Сегодня я как раз закончил читать книгу К.Х. Примеля, посвященную Нюрнбергским процессам (Priemel K.C. The Betrayal. The Nuremberg Trials and German Divergence. 2016). Книга весьма фундаментальная, основанная на широком круге источников и в то же время написанная живым языком. Довольно много в ней говорится и о стратегиях защиты. Помимо двух вышеназванных, большой популярностью у подсудимых пользовались пять отговорок.

1. «То, что я делал, было совершенно законным».

Аргумент, который использовался постоянно: закон обратной силы не имеет, поэтому нельзя судить человека за то, что на момент совершения не являлось преступлением. Nullum crimen, nulla poena sine lege, как говорят юристы. Ситуация была предсказуемой, поэтому сторона обвинения старалась с самого начала действовать таким образом, чтобы затруднить защите его использование. Тем не менее, он часто звучал и нередко принимался судом.

2. «Я просто выполнял свой профессиональный долг».

Этот аргумент был распространен среди чиновников, военных, юристов и ученых. Дескать, я генерал, мне по профессии положено составлять планы кампаний, готовиться к войне и воевать, что вы от меня хотите-то? На первый взгляд — тот же аргумент «я просто выполнял приказы», но на самом деле отличие есть. Говоря о «выполнении приказов», подсудимые обычно стонали, как тяжело им жилось и какие страшные кары ждали их в случае ослушания. Дескать, вы вот, граждане судьи, приехали из сытой демократической Америки, не представляете себе реалий Третьего рейха и не знаете, что бы с нами сделали, если бы мы отказались хоть что-нибудь выполнять. Поскольку в распоряжении суда времени было не так много, не всегда удавалось доказать, что в большинстве случаев ничего особенно страшного с «отказником» бы не случилось; максимум — обошли бы повышением. Аргумент про «профессиональный долг» — немного из другой оперы: я просто выполнял свои обычные рабочие обязанности, а что это происходило в Третьем рейхе — ну, извините, страну не выбирают.

3. «Я был идеалистом».

Такой аргумент чаще всего приводили те, кто был неисправимо замазан непосредственно в деятельности НСДАП. В частности, об этом любили говорить эсэсовские чины: «Я верил во все светлое, меня вдохновляли великие идеи, а Гиммлера я изначально не любил и тайно плевал ему в суп». Конечно, это мало кого убеждало, но была ли в их положении возможность придумать что-нибудь получше?

4. «А сами вы не лучше».

Применялось в основном тогда, когда речь заходила о военных преступлениях и использовании подневольного труда. В ряде случаев аргумент был предсказуем, поэтому соответствующие кейсы просто не ставились на рассмотрение. В других ситуациях судьи обоснованно говорили, что tu quoque считался некорректным аргументом еще у древних римлян.

5. «Я старался не допустить худшего».

Очень распространенный аргумент среди чиновников, юристов и ученых. Я бы нацистским судьей? Ну, это для того, чтобы сохранить хоть какое-то нормальное правосудие в стране. Я дал противнику режима семь лет? Ну, понимаете, если бы на моем месте был нацист, он дал бы все пятнадцать. И вообще, нацисты мне не нравились и я тайно держал в кармане фигу. Во время процесса над бароном фон Вайцзеккером (отцом будущего федерального президента), в 1938-43 годах являвшегося первым статс-секретарем в министерстве иностранных дел, защита разошлась настолько, что заявила: ведущие немецкие дипломаты активно мешали Гитлеру развязать войну и даже совершали, по сути, госизмену. Дескать, они пытались намекнуть англичанам перед Мюнхеном, что те должны занять более жесткую позицию (и только тупость и нечувствительность британцев помешали героическим германским дипломатам обуздать собственного фюрера). Судьи иногда просто лишались дара речи от того, с какой наглостью подсудимые утверждали, что на своих высоких должностях «боролись с нацизмом». Тем более что адвокатам удавалось зачастую найти немало свидетелей, готовых подтвердить, что так все оно и было. Правда, иногда хватало пары документов, чтобы доказать прямое соучастие подсудимого в преступлениях.