МИХАИЛ ЮДОВСКИЙ / АЛЕКСАНДР ГАБРИЭЛЬ

Михаил Юдовский

Шестьсот. Шестьсот бесконечных дней.
И, может быть, это меньше, чем половина.
Все мысли о ней. Все мысли только о ней.
— И кто она? Она — Украина.

Я был с нею близок, я был от нее далёк,
и чем дальше был, тем она становилась ближе.
Я терял ее, как икринку теряет малёк,
как щенок, который бессмысленно воздух лижет,

как материнский сосок. А мать далеко — она
вцепилась мертвой хваткою в шею волка.
Я спрашивал сам себя: что такое война?
И чувствовал, как из каждого ее осколка

складывается мозаика, как из пчелиных сот
вместо мёда сочится яд — то кровав, то чёрен.
Шестьсот бесконечных дней. Шестьсот —
выдавленных, как сок из гранатовых зёрен.

Я спрашивал себя: что такое война?
И не знал ответа. Лишь воздух резал, как бритва,
мне вены. И страшен был бой. Но страшней —
тишина, в которой звучали то брань, то молитва,

то стоны раненых, то удары часов.
Крошились судьбы, рассыпались страны.
А мир вращался, как белка, меж полюсов,
грызя параллели и меридианы

16.10.2023

Александр Габриэль

Разрыв. Горящий танк. Раздавленный окоп.
Свинец. Фрагменты тел. Панические крики…
Вчера я различил в могучий телескоп
бессильную слезу на скорбном Божьем лике.

На сером блокпосту оконного стекла
наш век приговорён к осенней высшей мере.
Ревнители Добра вдыхают морок Зла,
который заместил весь воздух в атмосфере.

Мир чётко разделён: чужие и свои,
охвачен, как огнём, воинственным экстазом…
И выйти не дано из смертной колеи,
поскольку зуб за зуб. А также ум за разум.

Подул ли суховей, пассат или хамсин,
а, может быть, шаман наворожил плешивый —
но спичка подожгла разлившийся бензин,
спалив ко всем чертям пожарные машины.

Упасть, вдавиться в грунт. И выжить до утра,
но заняты огнём все впадины и ниши…
Куда уехал цирк? Он был ещё вчера.
И ветер не успел со стен сорвать афиши.