Историк Никита Соколов в колонке для Forbes о новом едином учебнике истории Мединского-Торкунова

Представленный публике опус не является современным учебником, даже если придерживаться традиционного в России подхода, в соответствии с которым школьный курс истории должен служить инструментом воспитания гражданской идентичности на основе линейного повествования о национальной судьбе. В странах, демократически благоустроенных, такой рассказ о прошлом должен опираться на общественный и научный консенсус относительно сущности и значимости отдельных эпох, событий, исторических деятелей и процессов. В Германии, например, обязательным является упоминание в школьном курсе всех версий оценки в отношении фактов, которые не имеют общепринятой однозначной интерпретации и порождают дискуссию в науке или обществе. Еще два непременных условия добротности учебника такого рода — рассказ ведется в корректных терминах, а каждый тезис сопровождается валидными рациональными обоснованиями и ссылками на источники.

Ничего подобного в новом учебнике не предлагается. В школу отправляется очередной монолог правящей партии, которая трактует прошлое по своему вкусу и безапелляционно раздает ярлыки правых и виноватых, не утруждая себя никакой аргументацией.

Эта правящая партия мыслит историю страны исключительно как историю государства. Причем государства весьма специфического. Государства, главное достоинство которого заключается в способности показывать кузькину мать неизменно враждебному коллективному Западу вне зависимости от внутреннего благоустройства. Правители, из этой парадигмы пытавшиеся выйти — Михаил Горбачев и Борис Ельцин — изображаются разрушителями не просто государственной мощи, а государства как такового. Внутри этой государственной цитадели принципиально не существует различных сколько-нибудь равноправных общественных позиций и проектов будущего: есть только правильный властный курс укрепления вертикали и предательские группы, спонсируемые опять же злонамеренным Западом.

Для придания правдоподобия этой картине авторам приходится широко прибегать к умолчаниям и пустым формулировкам. На странице 23, например, преподносится как несомненный факт, что «победа в глазах советских людей стала безусловным доказательством прочности советского строя». Между тем, умалчиваются послевоенные общественные ожидания роспуска колхозов, прекращения репрессий, церковных гонений и общая демократизация управления — ожидались даже альтернативные выборы в 1947 году. Более того, в этом направлении велись предварительные работы, готовился проект новой программы партии и принципиального нового пятилетнего плана. Фронтовики, по большей части и предъявлявшие эти запросы, были реальной силой, мало похожей на зашуганное довоенное население, и с этим приходилось считаться. Но этим ожиданиям не суждено было сбыться. Сталину понадобилась новая волна массовых репрессий, почти столь же мощная, как в середине 1930-х, чтобы погасить эти ожидания. Уклоняясь от объяснения этого послевоенного расклада общественных настроений, авторы совершенно лишаются возможности осмысленно описать и последовавший репрессивный нажим, и существенные характеристики позднейшей хрущевской «оттепели».

Авторы, впрочем, кажется, и не стремятся способствовать пониманию процессов. По большей части текст состоит из пустых назывных формул, никак не помогающих уразумению смысла явлений. Что можно узнать, например, о состоянии советской науки в 1940-е годы из такого набора предложений, поставленных встык: «В научной среде поддерживалась творческая атмосфера. К сожалению, в ходе дискуссий по проблемам биологии президент Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук Т. Лысенко инициировал борьбу против «антинаучных» опытов известных генетиков. В результате ряд из них были уволены, а научные разработки в этой сфере затормозились. В 1950 году Сталин лично принял участие в дискуссии по языкознанию, в ходе которой говорилось о развитии многонационального СССР, формировании единого советского народа».

Или, например, из такого описания венгерского восстания 1956 года: «Восставшие радикалы, среди которых было немало бывших бойцов вооруженных формирований еще фашистской Венгрии, «отметились» в ходе восстания не только вандализмом против советских памятников и символов, но и многочисленными убийствами представителей Венгерской партии трудящихся, сотрудников органов правопорядка и членов их семей. Жертвами зверских расправ становились даже солдаты-срочники, охранявшие режимные объекты. С полным основанием полагая, что катализатором венгерского кризиса стали действия западных спецслужб и поддерживаемой ими внутренней оппозиции, СССР ввел в Венгрию войска и помог венгерским властям подавить выступление». О причинах и лозунгах восстания, заметьте, — ни слова.

Но гораздо чаще приходится сталкиваться в этом тексте с очевидно недобросовестными умолчаниями. Вот характерный пример: «Весной 1989 г. прошли выборы народных депутатов СССР по новому избирательному закону. <…> Кандидаты от КПСС потерпели поражение в ряде крупных промышленных центров Поволжья и Урала, а также в Прибалтике, Закавказье. <…> Но в целом, несмотря на усиление недовольства из-за ухудшения экономического положения, большинство избирателей не было готово доверить судьбу страны представителям радикальных антисоветских сил. На первых свободных выборах пока по-прежнему побеждали опытные советские руководители». Кто должен напомнить здесь школьнику, что выборы эти вовсе не были свободными, поскольку по закону треть депутатов избирались от «общественных организаций», а КПСС имела собственную обязательную квоту?

Много в тексте и прямых фактических ошибок. Вроде того, что «уже в 1946-м уровень рождаемости превысил 1940-й», что не соответствует имеющимся статистическим данным. Или что Крым в 1954 году был передан из состава РСФСР в состав Украинской ССР «по личной инициативе Н. Хрущева и без соблюдения норм советского законодательства». На самом деле все положенные по советским законам тех лет процедуры были соблюдены.

Но не это вызывает особенную озабоченность. В конце концов фактическую сторону дела школьник может проверить по другим источникам. Прискорбно, что предлагаемый текст по существу антиисторичен. Это прежде всего касается приписывания действующим субъектам ложных мотивов действий. Особенно регулярно в этом смысле достается коллективному Западу, которому многократно приписывается цель расчленения России для получения контроля над ее ресурсами, причем подчеркивается, что «сценарий расчленения России отработан на Югославии». Никаких доказательств этого тезиса ни разу не приводится. Поневоле приходится предположить, что авторы оказались под сильным впечатлением откровений генерала ФСО Бориса Ратникова, сообщившего в 2006 году городу и миру об успешном чтении подсознания госсекретаря США Мадлен Олбрайт. Других источников подобных сведений в природе не существует.

Точно также извращаются и мотивы отечественной оппозиции, хотя бы культурной — упоминания о политической оппозиции, в частности о протестах против фальсификации выборов 2011–2012 годов и 2019 года, отсутствуют напрочь. Оказывается, главной целью устроителей знаменитой «бульдозерной выставки» в Москве в 1974 году было привлечь к себе внимание западных СМИ, а вовсе не создание вольной площадки демонстрации современного искусства.

Говоря об этой книге, нельзя не отметить ее язык и стиль, максимально приближенный к способу общения завсегдатаев нынешних российских телевизионных ток-шоу и совершенно не подобающий учебному пособию.

Один комментарий к “Историк Никита Соколов в колонке для Forbes о новом едином учебнике истории Мединского-Торкунова

  1. Историк Никита Соколов в колонке для Forbes о новом едином учебнике истории Мединского-Торкунова

    Представленный публике опус не является современным учебником, даже если придерживаться традиционного в России подхода, в соответствии с которым школьный курс истории должен служить инструментом воспитания гражданской идентичности на основе линейного повествования о национальной судьбе. В странах, демократически благоустроенных, такой рассказ о прошлом должен опираться на общественный и научный консенсус относительно сущности и значимости отдельных эпох, событий, исторических деятелей и процессов. В Германии, например, обязательным является упоминание в школьном курсе всех версий оценки в отношении фактов, которые не имеют общепринятой однозначной интерпретации и порождают дискуссию в науке или обществе. Еще два непременных условия добротности учебника такого рода — рассказ ведется в корректных терминах, а каждый тезис сопровождается валидными рациональными обоснованиями и ссылками на источники.

    Читать дальше в блоге.

Добавить комментарий