Как-то Борис Тененбаум опубликовал следующий отрывок из книги Г. М. Кружкова «Лекарство от Фортуны» об английской поэзии елизаветинской поры:
«Джонн Донн перевернул канон сонета, существовавший со времен Петрарки — поэту полагалось обращаться к возлюбленной как бы снизу, как проситель обращается к обожаемой госпоже. А Донн начинает свое обращение к любимой следующей строкой:
«Дуреха! Сколько я убил трудов»
и спросил: «Есть желающие продолжить? Кто-нибудь рискнет написать сонет с такой (см. выше) первой строчкой?»
И вот какой сонет я соорудил по его призыву:
Дурёха! Сколько я убил трудов,
Чтоб научить тебя искусству стихоплётства
Без псевдопафоса, без лишних слов
И без присущего всем бабам сумасбродства.
Я показал тебе, как рифмовать
И как рачительно плести за строчкой строчку,
Чтоб пухла от стихов твоя тетрадь
И чтобы знала ты, когда поставить точку.
Увы, ты посмеялась надо мной!
Ты предпочла трудам пустячные забавы.
Ко мне оборотилась ты спиной
И упорхнула прочь, как дерзкая шалава.
Я не прощу такого вероломства!
У нас не будет общего потомства.
Как-то Борис Тененбаум опубликовал следующий отрывок из книги Г. М. Кружкова «Лекарство от Фортуны» об английской поэзии елизаветинской поры:
«Джонн Донн перевернул канон сонета, существовавший со времен Петрарки — поэту полагалось обращаться к возлюбленной как бы снизу, как проситель обращается к обожаемой госпоже. А Донн начинает свое обращение к любимой следующей строкой:
«Дуреха! Сколько я убил трудов»
и спросил: «Есть желающие продолжить? Кто-нибудь рискнет написать сонет с такой (см. выше) первой строчкой?»
И вот какой сонет я соорудил по его призыву:
Читать дальше в блоге.