Анатолий Стреляный. ЧЕРЕЗ ЗАПЯТУЮ

У нынешних русских западников не замечается особой потребности укреплять себя тенями своих пророков.

Хорошо я выразился: укреплять тенями?

Так, ни укреплять тенями себя, ни побивать ими несогласных, ни завлекать ими новобранцев: ни Белинским, ни Тургеневым, ни Чеховым – никем.

У нынешних же русских византийцев потребность опираться на своих великих предшественников (они у них все великие), размахивать их знамёнами, чтобы таким способом, кого надо, посрамить, а кого надо – привлечь, имеется. Тут вам и Гоголь, и Тютчев, и Достоевский, и Леонтьев, вплоть до Ильина.

При этом, читая/слушая западника, вы легко угадываете, что он хорошо знает все завихрения отечественных «идейных исканий», хотя никаких имён не упоминает.
Читая/слушая же пусть и подкованного византийца, вы сразу видите, что он, не выбираясь из вороха ссылок, всё равно плохо знает даже своих.

В чем тут дело?

Западнику для обрисовки и доказательства своих положений более чем достаточно наличия Запада с его опытом.

Запад занят делом: обустраивает свой быт, изобретает, ищет и пробует, что-то все время гоношит, и все более сногсшибательное, он все лучше кормит и себя, и дармоедов вокруг. Глядя на все это, западник говорит соотечественникам то же самое, что и его далёкие предшественники: смотрите, люди русские, как все устроено в чужих землях, и учитесь!

У византийца же нет ничего, на что он мог бы сослаться – ничего, кроме речений дедов-прадедов, а все речения запомнить, да не перепутать, да каждый раз что-то вставить к месту трудно даже при хорошей и спокойной памяти.

Западник обращается к здравому смыслу, византиец ссылается на авторитет.
Слова западника: личность, права человека, свобода, наука. Слова византийца: народ, дух, долг, вера.

Западник, он тренер брату своему, а византиец – проповедник, вероучитель.
Почему тренер больше знает? Потому что он не стреножен вероучением.
Византиец, тот берёт красноречием. Навербовать себе рать он может только призывами, сказками, мечтами.

Незнайки для западника, для его дела – помеха, у византийца на них – вся надежда.

Россия оказалась страной незнаек в руках византийцев последнего пошиба. Не первая и не последняя.
=========

Россия, писал западник Белинский византийцу Гоголю в 1847 году, видит своё спасение «в успехах цивилизации, просвещения, гуманности».

Видела, конечно, не она, не Россия, а он, Белинский.

Не она, как выяснилось к нашим дням, а он считал, что «ей нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и неволе, права и законы, сообразные не с учением церкви, а с здравым смыслом и справедливостью».

Что же писал ему в ответ византиец Гоголь – в порванном, правда, на мелкие клочки письме? А то, что каждый отдельный человек должен хлопотать не о выгодном устройстве на земле, а о спасении своей души на небесах – только тогда, мол, и в мире сём всё устроится наилучшим образом.

«Общество образуется само собою, общество слагается из единиц. Надобно, чтобы каждая единица исполнила должность свою. Нужно вспомнить человеку, что он вовсе не материальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства. Покуда он хоть сколько-нибудь не будет жить жизнью небесного гражданина, до тех пор не придет в порядок и земное гражданство.»

Западник Белинский со всей сжигающей его страстью желал немедленного освобождения крестьян – чтобы они перестали быть движимым имуществом, которое продают-покупают точно так, как крупный и мелкий скот, а византиец Гоголь со смиренной рассудительностью призывал «подумать заблаговременно, прежде нежели с пылкостью невоздержного рыцаря и юноши толковать об освобождении, чтобы это освобожденье не было хуже рабства». И спрашивал, в свою очередь, даже не с юношеской, а поистине детской наивностью:

«Что для крестьян выгоднее: правление одного помещика, уже довольно образованного, который воспитался и в университете и который всё же, стало быть, уже многое должен чувствовать, или быть под управлением многих чиновников, менее образованных, корыстолюбивых и заботящихся о том только, чтобы нажиться?».

… А отправленное письмо, зная, что дни неистового Виссариона сочтены, заканчивал так, как сегодня ни один византиец не напишет от всей души ни одному западнику:

«А покамест помните прежде всего о вашем здоровье. Оставьте на время современные вопросы. Вы потом возвратитесь к ним с большею свежестью, стало быть, и с большею пользою как для себя, так и для них. Желаю вам от всего сердца спокойствия душевного, первейшего блага, без которого нельзя действовать и поступать разумно ни на каком поприще».

Почему же так сегодня не напишет ни один византиец ни одному западнику?
Византийство ведь одержало в России окончательную победу над западничеством – могло бы, кажется, позволить себе гоголевское великодушие. Но такой уж жестокой оказалась их последняя схватка, так явственно опустились с неба на грешную землю все разделявшие их вопросы и так грубо свелись к одному: быть ли стране в её историческом виде и состоянии или исчезнуть.

Соборный византиец-то победил, но победил он не только западника, но заодно и российскую государственность. До самого последнего времени решалось, быть ли России в или вне Цивилизации, а оказалось, что выбор был несколько иной: быть ли России в Цивилизации, или как государству не быть вообще.

И как буднично, что называется через запятую, это приходится отмечать!

©Анатолий Стреляный