Ольга Бугославская, лит. критик, журналист, литератор

В сетевых дискуссиях само понятие «имперскость» часто либо напрямую связывается с понятием национализма, либо даже определяется через него: чувство национального превосходства – основа или вообще синоним имперского сознания. Не знаю, насколько это важно, но само это чувство пресловутого превосходства представляет собой довольно сложный клубок противоречивых установок и ощущений. Базируется оно, очевидным образом, на гордости за имперское силовое преимущество: мы вас завоевали, мы сильнее, а значит – лучше. Допускаю, что мысль многих носителей того самого имперского сознания на этом останавливается, но некоторых жизнь заставляет идти дальше. А дальше возникает существенное расхождение в отношении к экспансии, с одной стороны, на Восток и, с другой – на Запад. Здесь же обнаруживается различие между самоощущением российских и европейских колонизаторов.

При расширении территорий в восточном направлении Россия в собственных глазах (насколько взгляд на себя соответствовал реальности – отдельный вопрос) становилась на одну доску с теми же англосаксами и другими европейцами, которые не только эксплуатировали колонизируемые земли, но и играли там роль цивилизаторов. К этому самоощущению примешивалась некоторая доля реваншизма в отношении некогда агрессивного Востока: получите обратно то, чему вы нас сами научили во времена монгольского ига (Восток виделся и до сих пор видится из центральной России как нечто единое). Сюда же относится и понимание особой опасности любых восточных кампаний, связанной с тем, что данный противник играет по своим правилам, и многое другое, что позволяет чувству национальной гордости пребывать в относительной сохранности, несмотря даже на Афганистан и Чечню.

Отдельную группу всегда составляли тн «братские народы» – украинцы, белорусы, болгары, сербы, грузины, армяне. Применительно к ним чаще всего говорили о «традиционной зоне влияния России» или о российском протекторате, имея в виду преимущественно старые конфликты с Турцией. В сухом же остатке пресловутая братскость заключается в том, что, с российской точки зрения, эти народы должны быть готовы разделить нашу участь, какой бы самоубийственной и преступной дурью мы ни маялись, и ни в коем случае не должны хотеть какой-то лучшей, по сравнению с нашей собственной, доли. Любое стремление к прогрессу со стороны этих народов в России считывается как предательство и желание разменять «святые братские узы» и в отдельных случаях задолженность по турецким счетам на комфортную жизнь.

И наконец, экспансия на Запад всегда означала вмешательство в судьбу народов, изначально принадлежавших к более развитой цивилизации. Это пункт болезненного расхождения с европейскими империями, которым не доводилось выступать с позиции отсталых стран, навязывающих своё разрушительное и регрессивное влияние странам более передовым. Насильственное распространение нашей коммунистической диктатуры на несчастный европейский социалистический лагерь особенно трудно было выдать за акт благотворительности. Хотя, разумеется, такие попытки предпринимались, когда ценными дарами объявлялись тн «социалистические завоевания», которые у нас никто никогда не просил. Уже постфактум восточным европейцам был выписан другой бонус – особый статус внутри коммунистической империи, который своими словами был описан в виде адресного сообщения уже после развала самой конструкции: в составе европейского мира вы всегда занимали положение глубокой провинции, а у нас вы, наоборот, состояли (и, если вернётесь, будете состоять) в ранге авангарда и самой продвинутой территории. Этот тезис давно использует российская пропаганда: американцы и немцы вас за людей не считают, вы ещё пожалеете, что переметнулись. В итоге получается целая смесь противоречивых установок. Особое положение внутри коммунистической империи должно было компенсировать восточным европейцам унижение от физического захвата и потери независимости. В рамках этих чисто умозрительных построений восточным европейцам приписывается или внушается свойственная нам же самим обиженность на Запад. Что же касается самооценки, то при этом раскладе она, безусловно, страдает, поскольку расклад обнажает очевидный факт: СССР силой удерживал в зоне жёсткого контроля территории, уровень развития которых, даже в условиях социалистической экономики, был несопоставим с уровнем развития внутренних регионов, а это не могло не подчёркивать контраст между физической мощью Советского Союза и его отсталостью, в том числе и по сравнению с собственными сателлитами, во всех остальных областях. Комплекс превосходства в совокупности с комплексом неполноценности создавал и продолжает создавать травмирующий разрыв и придавать всем националистическим порывам откровенно шизофренический характер.