Крыша выгорела, стены — тёмные провалы,
Окна — выбитые зубы, вырванный язык.
Взрывы, выстрелы и крики, пытки и подвалы —
К новостям за этот год я так и не привык.
Там рука торчит из почвы, чёрный дым, как тучи,
Здесь разбитый танк в овраге, «зет» — злодейства знак.
Паренёк в российской форме жалобно канючит:
«Мы не знали… Я не думал… Приказали так».
Собрала Москва людишек — на совок мети сор,
Как их звать там? Да не важно, запиши, сотри.
Пол-России рыбьим взглядом зырит в телевизор,
А другая половина пляшет там внутри.
То не волки в поле воют — падают ракеты,
То не ветер в небе свищет — пули сеет враг.
Ты-то помнишь, понимаешь, почему и где ты?
Ты да я да мы с тобою — живы кое-как.
Кто-то был юнцом безусым — стал бойцом матёрым,
Кто-то встал за Украину, только пал в бою…
Я переводил немного денег волонтёрам
И читал стихи со сцены, боль зажав свою,
Будто птицу, но без перьев (а ладонь — без кожи),
Вот сейчас проснусь, казалось, и увижу — ну,
Это всё был сон безумный, на кино похожий!..
Но не сплю я и не в силах прекратить войну.
Александр Смирнов (Дельфинов). 24 февраля
Крыша выгорела, стены — тёмные провалы,
Окна — выбитые зубы, вырванный язык.
Взрывы, выстрелы и крики, пытки и подвалы —
К новостям за этот год я так и не привык.
Там рука торчит из почвы, чёрный дым, как тучи,
Здесь разбитый танк в овраге, «зет» — злодейства знак.
Паренёк в российской форме жалобно канючит:
«Мы не знали… Я не думал… Приказали так».
Читать дальше в блоге.