ЛЕОНИД АРОНЗОН / КАТЯ КАПОВИЧ

Белые церкви над родиной там, где один я,
где-то река, где тоска, затянув перешеек,
черные птицы снуют надо мной, как мишени,
кони плывут и плывут, огибая селенья.

Вот и шоссе, резкий запах осеннего дыма,
листья слетели, остались последние гнезда,
рваный октябрь, и рощи проносятся мимо,
вот и река, где тоска, что осталось за ними?

Я проживу, прокричу, словно осени птица,
низко кружась, все на веру приму, кроме смерти,
около смерти, как где-то река возле листьев,
возле любви и не так далеко от столицы.

Вот и деревья, в лесу им не страшно ли ночью,
длинные фары пугают столбы и за ними
ветки стучат и кидаются тени на рощи,
мокрый асфальт отражается в коже любимой.

Все остается. Так здравствуй, моя запоздалость!
Я не найду, потеряю, но что-то случится,
возле меня, да и после кому-то осталась
рваная осень, как сбитая осенью птица.

Белые церкви и бедные наши забавы,
все остается, осталось и, вытянув шеи,
кони плывут и плывут, окунаются в травы,
черные птицы снуют надо мной, как мишени.

Перельём синеву для стрекоз,
сложим круг и замолвим слова
за единый небесный прогноз,
за высокие жизни права.
За свободный вверху окоём
и туманов его молоко,
а врагов даже не проклянём,
потому что не стоят того.

Пусть войдет этот праздник в азарт,
разломает заоблачный лёд,
и, хоть небо ребром об асфальт,
пусть манатки война соберёт,
чтобы падал на домики снег,
плыл из труб белый-беленький дым,
чтоб убитый там шёл человек
и опять становился живым.