Александр Габриэль

Грустить, наверно, не резон, коль мы наедине с собою. Старинный вальс «Осенний сон» играет в небе Дэвид Боуи. А в клетке нашей хорошо; внутри бежит за вехой веха, и вечно кто-то horror show перемежает взрывом смеха. Глянь: потолок меняет пол. Глянь: есть края, но нету центра. Пора бы галоперидол давать народу без рецепта.

В тиви, оскалившись хитро, рулит ньюсмейкерша парадом. Сэмэн, засунь ей под ребро — уверен, будешь ты оправдан. Повсюду прёт такая дичь, такой амбрэ в помойной яме — тут даже Леонид Ильич посмертно шевельнёт бровями. Волной шизоидной скользя в любой житейской заварухе, «Возьмёмся за руки, друзья!» — кричит безрукому безрукий. Возможно, где-то саду цвесть согласно грозному поэту… В картине мира странность есть: картина есть, а мира нету.

Есть энтропия и распад. Умолк салют. Погасли свечи. Есть шахматный угрюмый пат: ходить и некуда, и нечем. Летит куда-то лепесток, летит бессмысленно-ретиво. Увы, ни Запад, ни Восток не предлагают конструктива. Башку в песок — дела, дела… Отстаньте, нам и так несладко… Так мелочёвка верх взяла над сущностью миропорядка. Пропой нам песню, Элтон Джон или другой невольник чести: «Здесь будет город заложён — в ломбард со всем народом вместе». Живя от мира до войны среди гламурных хит-парадов, мы до того уценены, что прячем ценники от взглядов. У многих встречных — лик врага. От этого — темно и грустно… Река, попутав берега, брезгливо поменяла русло. Она — изменчива, как речь, — как лангольер, сжирает мили… А в наших лодках то ли течь, то ль вёсла начисто прогнили.

Дороги спрятались в туман, по временным расплывшись зонам… Храни нас, вечный талисман — надежда вопреки резонам. То в Асунсьоне, то в Кале, забыв понятие «Отчизна», лениво бродит по земле небритый призрак оптимизма. Когда его забрезжит свет — поверь не разуму, а чуду…

Четыре сбоку — ваших нет.
А наши — были, есть и будут.