Сергей Чупринин. ОКУДЖАВА БУЛАТ ШАЛВОВИЧ (1924—1997)

 

Лет в одиннадцать О., сын первого секретаря Нижнетагильского горкома ВКП(б), начал писать стихи и даже попытался в школе организовать СЮП (Союз юных поэтов). Но отца в 1937-м арестовали и вскоре расстреляли, вслед за ним мать отправили в Карлаг, и у сына желание кем бы то ни было руководить исчезло навсегда, а любовь к поэзии осталась. И в действующей армии, куда он был мобилизован в августе 1942-го, и во время учебы на филфаке Тбилисского университета (1945-1950), и в калужских школах, где он оказался по распределению (1950-1953), и на работе в калужской газете «Молодой ленинец».

Печататься он стал еще летом 1945-го в газете Закавказского военного округа «Боец РККА», но путь к признанию был долог, пока два стихотворения еще в общей подборке молодых поэтов не появились в ноябрьском номере «Нового мира» за 1955 год, а в 1956 году в Калуге, — как рассказывает поэт, — не «вышла, наконец, маленькая книжечка очень плохих стихов, потому что я писал — ну о чём я мог? — я писал стихи в газету к праздникам и ко всем временам года. Значит: весна — стихотворение, зима — стихотворение, по известным шаблонам».

Ну, по отношению к себе О., пожалуй, слишком строг; есть в калужской «Лирике» и стихи, заслуживающие сегодняшнего внимания. Как бы то ни было, в Москву он перебрался уже и членом партии, и поэтом со скромной еще, но тем не менее известностью. Пошла служба в издательстве «Молодая гвардия» (1957-1959), в «Литературной газете» (1959-1962), пошла, что важнее, дружба с такими же молодыми, как он, литераторами, и они-то стали первыми слушателями его песен.

Круг расширился, когда в январе 1960 года О. вышел на люди в ленинградском Доме кино, и о своих попытках сделать О. рекламу вспоминает А. Володин, который открывал этот вечер: «”Это обязательно надо услышать!” — “Что, хорошие стихи?” — “Не в этом дело!” — “Хорошо поет?” — “И не в этом!” Сходные вещи говорил парижским друзьям Вознесенский: “У нас появился новый поэт, который не читает, а поет свои стихи. Стихи обычные, музыка непрофессиональная, поет посредственно, все вместе гениально”».

Концерт в Питере был триумфальным, а вот 4 марта 1960-го в московском Доме кино О. освистали, и «Леонид Кмит, прославившийся исполнением роли Петьки в “Чапаеве” <…> зычно крикнул: “Осторожно, пошлость!”» «Я, — рассказывает Г. Маневич, — была свидетелем этого массового позорного поведения кинематографистов», которые «потребовали убрать самозванца со сцены после исполнения уже первого романса. Но убирать Окуджаву силой им не пришлось — он, сконфуженный, сам сошел быстро со сцены, крепко сжав в руках свою гитару».

Пройдет еще несколько месяцев, и 14 ноября 1961 года на концерте в ленинградском Дворце работников искусств, — по словам О. – уже «у входа — столпотворение, милиция, в зале — Товстоногов, Акимов, Райкин и еще много кто, перед чьим авторитетом трепетал… Но прошло все хорошо». И власть уже напугана, инспирировав для начала статью И. Лисочкина «О цене “шумного успеха”» в ленинградской «Смене», где об этом концерте будет сказано:

«Двери Дворца были в этот день уже, чем ворота рая. Здесь рвали пуговицы, мяли ребра и метался чей-то задавленный крик: «Ой, мамочка!», а также в этой статье впервые будет отмечено окуджавское «стремление и, пожалуй, умение бередить раны и ранки человеческой души, выискивать в ней крупицы ущербного, слабого, неудовлетворенного. <…> Позволительно ли Окуджаве сегодня спекулировать на этом? Думается, нет! И куда он зовет? Никуда…» (29 ноября 1961 года).

5 декабря эта статья будет перепечатана «Комсомольской правдой», и с тех пор можно сбиться со счета, перечисляя бичующие О. фельетоны, доносы в КГБ и тревожные докладные записки в ЦК. И уж точно невозможно пересчитать тех, что переписывали его песни на свои магнитофоны, пели эти песни у костра и на кухнях, учились игре на гитаре, чтобы стать с ним если не вровень, то одной крови. Может быть, О., — говорит А. Вознесенский, — и «не был так называемым “властителем дум”», зато он «был властителем чувств в нашей жизни», «камертоном чести, нравственности в наше безнравственное время», и оказалось, что это ничуть не менее важно, ничуть не менее востребовано.

Власть этому накату славы сопротивлялась, так что после «Островов» (1959) у О. в годы Оттепели вышли только книги «Веселый барабанщик» (1964) и «Март великодушный» (1967) в Москве и «По дороге в Тинатин» (1964) в Тбилиси, а первая грампластинка появилась лишь в 1973-м. Однако противостоять любви миллионов даже власти было трудно, поэтому и к пацифистской повести «Будь здоров, школяр» в «Тарусских страницах» (1961) отнеслись критически, но без смертоубийства, и в Союз писателей О. приняли (1961), и за границу стали выпускать – сначала в Польшу (1964), которая станет отныне одной из духовных родин поэта.

И – в отличие от многих других шестидесятников – эти послабления уже ничем не были оплачены. Конечно, романтика революции и гражданской войны у него уйдет не сразу, но ни о каких поцелуях действующей власти в плечико речи быть не могло. О. подписывает протест против суда над А. Синявским и Ю. Даниэлем (1966), коллективные заявления с поддержкой А. Солженицына в адрес IV съезда писателей (1967) и в защиту А. Твардовского (1970), дает добро на публикации своих книг за границей.

От него, правда, в соответствии с советскими ритуалами требуют от этих публикаций отречься и 1 июня 1972 года даже исключают из партии. Так что 18 ноября после мучительного торга искомое заявление в «Литературной газете» все-таки было напечатано, но какое?

«Критика моих отдельных произведений, касающаяся их содержания или литературных качеств, никогда не давала реального повода считать меня политически скомпрометированным, и поэтому любые печатные поползновения истолковать мое творчество во враждебном для нас духе и приспособить мое имя к интересам, не имеющим ничего общего с литературными, считаю абсолютно несостоятельными и оставляю таковые целиком на совести их авторов».
Но это политика, а главным остаются стихи, песни, пьеса «Глоток свободы», поставленная З. Корогодским на сцене Ленинградского ТЮЗа (1967), и проза, конечно же, проза, на которой О. сосредоточился уже после Оттепели, когда всё в общественной атмосфере переменилось – пошли и малые, и большие форматы, напечатанные «Дружбой народов» исторические романы «Бедный Авросимов» (1969, № 4-6), «Похождения Шипова» (1970, № 12), «Путешествие дилетантов» (1976, № 9-10; 1978, № 10-11), «Свидание с Бонапартом» (1984, № 7-9) и уже под занавес автобиографический «Упраздненный театр» в «Знамени» (1993, № 9-10).

Жизнь долгая, и О. знавал, конечно, беды и тяготы, приступы отчаяния и сердечные муки. Но в памяти всех, с кем он был близок, в сознании всех, кто его сегодня перечитывает и переслушивает, остался как дитя добра и света, с мудрой иронией и непременной самоиронией говорящий о чувствах, без которых нам и в XXI веке не прожить.

Соч.: Избранные произведения в 2 тт. М.: Современник, 1989; Упраздненный театр. М.: Изд-во Русанова, 1995; Стихотворения. СПб: Академический проект // Новая Библиотека поэта, 2001.
Лит.: Крылов А. Булат Окуджава: белые пятна биографии. М.: Булат, 2002; Голос надежды: Новое о Булате Окуджаве. Вып. 1—10. М.: Булат, 2004—2013; Гизатулин М. Булат Окуджава: «… из самого начала». М.: РГГУ, 2013; Булат, 2008; Розенблюм О. «…Ожиданье большой перемены»: Биография, стихи и проза Булата Окуджавы. Быков Д. Булат Окуджава. М.: Молодая гвардия // Жизнь замечательных людей, 2009; Кулагин А. Лирика Булата Окуджавы. М.: Булат, 2019.