Александра Свиридова, писатель

Ну что, отважусь на каминг-аут.

Пока все ликуют по случаю освобождения Херсона, — хочется взять в кавычки, — настолько страшно, — а я всё плачу, – как всегда, не в ногу, — думаю, что же на самом деле я могу сказать по случаю перевешивания
флагов…

Я так давно живу, что помню, как во Львове их перевешивали при Хрущеве и Брежневе. Помню, как сторож какого-то госучреждения по утру отвечал на вопрос милиции «шо цэ такэ?» — «Хиба я знаю? Вчора щэ ваш був, а сьогодни дывлюся – вжэ наш»…

Слава ВСУ!

Вечная память павшим за нэзалэжнисть бойцам Украины.

Земля пухом невинным гражданам Украины, замученным, замордованным бездарными врагами всего живого.

Сочувствие всем моим дорогим друзьям детства и юности и их семьям, которые и сегодня в страхе, без света, воды и еды ложатся спать с надеждой проснуться утром живыми.

Николаев ночью обстреливали.

Есть погибшие. Людей всё еще достают из-под завалов.

И всё же…

Спасибо Америке и всем, кто помогает оружием.

А пока — слоняюсь по квартире, слушаю официальные новости Америки, собираю «сливы» в Ютубе, перевариваю. Спокойно и с почтением – только Пионтковского. Потом плачу, потом снова умываюсь, пью чай и пытаюсь собраться в кучку.

И тогда всплывает…

Конечно Херсон и детство.

Тем, кто со мной хоть сколько-нибудь знаком, трудно поверить, но я из очень приличной семьи, — как это называлось в Херсоне в прошлом веке. Другое дело, что воспитание и происхождение нужно было тщательно скрывать от улицы. Но я любила улицу – свою – «Карламаркса» – бывшую Потемкинскую, — и мне удалось мимикрировать и стать своей для херсонской босоты настолько успешно, что девочкам из приличных семей запрещали со мной дружить.

Сегодня я понимаю, что это было правильно.

Потому что сегодня я знаю, что практика буддизма требует от послушника самостоятельно принимать решение, когда бордовую тряпочку на себе сменить на оранжевую, дабы так уведомить окружающих о том, что ты достиг опасного уровня внутренней свободы. Чтобы не причинить вреда тем, кто к свободе и не стремился, а потому – они должны держаться от тебя подальше.

И вот в этой приличной семье, где не было ни одного бранного слова, когда нужно было что-то обсудить над моей головой в кругу друзей, собеседники переходили на французский в одних домах и роняли что-то короткое на идиш – в других.

Я не особо прислушивалась, т. к. что бы там ни было, всё было пронизано любовью. Даже когда гладили по золотым волосам и сострадательно говорили «дыш копф»… В пятом классе любимая учительница с тем же состраданием в глазах погладит по голове и скажет по-русски: «Умная голова, а дураку досталась»…

Но однажды… не нашли другого языка.

Я не знала в ту пору, что мой прадед был раввин, которому его родители построили свою синагогу на Дворянской, которая так и называлась «Синагога Финкельштейна». Не знала и того, что все Финкельштейны – как я найду потом в архивах – числом сто четыре человека, — погибли в еврейском гетто. Так что история могла быть правдой из нашей личной синагоги. И звучала она так.

В Херсон приехал известный кантор.
Община собралась в синагоге послушать его.
А поет кантор, стоя спиной к пастве.

Отпел он, обернулся, а в синагоге ни-ко-го. Только служка в дальнем углу тряпочкой протирает менору.
Кантор в большом недоумении обратился к служке с резонным вопросом: — А где все?
И служка, не отрываясь от своего дела, тихо и сочувственно ответил: — Понимаете, у вас неправильный подход к делу. Перед тем, как начать петь, вам надо было пойти к йебени матери…

Я запомнила это лет с пяти.

И всю остальную жизнь – до моих 18-ти, которые жила в Херсоне, я знала, что имеют в виду бабушкины друзья, когда обсуждая кого либо, беззлобно резюмировали «У него неправильный подход к делу»…

Научила сына этому исполненному глубокого херсонского смысла приличному выражению.

И смотрю сегодня на этот – зовите, как угодно – «договорняк», отступление, поражение оккупантов, — все слова мне немного не те, — и нахожу только это: у армии РФ двадцать второго февраля двадцать второго года был неправильный подход к делу. Перед тем, как идти войной на мою землю, им следовало стройными рядами пойти к йебениматери…
Ч
то они сегодня очень неохотно начали наконец делать.

Обнимаю весь Херсон через весь океан

Картинка — просто так. На ней НЕ наша синагога.
Нашу уничтожили. Ленин-Сталин-Гитлер.
Но мне маленькой показывали еще камни — оставшиеся от нее — чуть повыше фундамента. Нынче и камнней нмет. Но всё внутри меня. Не в бревнах, а в ребрах…