Борис Владимирский, кандидат искусствоведения. ГОРОД ВО СНЕ

Пересмотрел подряд три относительно недавних фильма о родном городе. «Одессу» Валерия Тодоровского, «Одесский пароход» Сергея Урсуляка и «Into нацию большой Одессы» Александра Бруньковского. О художественных достоинствах писать сейчас не стану. Что-то сделано очень хорошо, со смыслом и настроением, что-то существенно хуже. Но все авторы, не сомневаюсь, были искренне увлечены образом города, увиденным сквозь оптику мифологии, ностальгии и современности.

Кроме общей увлеченности и даже любви к Одессе, есть у этих фильмов еще кое-что общее. Все они сняты в России между 2014 и 2022 годом. В те самые пресловутые «восемь лет», когда, успешно отхватив Крым, Россия развязала и вместе с сепаратистами вела гибридную войну против Украины в Донбассе. И все это время то тише, то громче в российском исполнении звучала тема «Новороссии». То есть, помимо Крыма и Донбасса, территориальные притязания идеологов «русского мира» простирались на весь причерноморский юг Украины – на Херсон, Николаев и, конечно же, на Одессу. Да и в самой Одессе существовали активные сторонники присоединения к путинской империи, что, кстати, стало одной из причин трагедии 2-го мая. Существуют они и сегодня. Один мой бывший приятель, оказавшийся подлым идиотом, сказал в первые дни после нынешнего российского вторжения (надеясь на его успех, разумеется): «Я этого ждал тридцать лет».

Некто Кауров, сбежавший из Одессы в Москву еще в 2014 году, писал тогда: «Наша земля — Новороссия — это важная часть Святой Руси». Но что там этот мелкий персонаж, если и сам Путин заявлял, что «Бог знает», как юго-восточные области Украины стали частью украинского государства. И теперь видим, что никогда не оставлял планов исправить эту, на его взгляд, историческую несправедливость. Всегда планировал сделать украинское Черноморье наряду с Донбассом частью «русского мира». И это, заметьте, без всяких ссылок на необходимость «денацификации» или «демилитаризации».

Сейчас он пытается эти планы осуществить. Присвоить украинский Юго-Восток, присвоить Одессу. Но ведь такое символическое присвоение происходит и во всех трех названных фильмах. Конечно, только символическое, и может быть, вопреки субъективно добрым намерениям талантливых авторов, а также (в документальной «Into нации») хороших и лично мне знакомых людей, говорящих с экрана.

Тут дело в том, что ни в одном из этих фильмов нет, по сути, ничего, что позволяло бы понять: Одесса не находится в России. Что сегодня это часть, простите, иностранного государства. Иностранный город, понимаете? Со всем его юмором и суетливостью, со всем его здравым смыслом и слишком частым его отсутствием, со всеми его веселящими вас комедиями и ужасающими вас трагедиями, все равно – иностранный. Даже, если UNESCO признает его памятником мировой культуры, он будет еще более важен во всемирном масштабе, но при этом останется частью независимой Украины. И уж никак не России.

Да, в драме Тодоровского и в кинокапустнике Урсуляка действие происходит не сегодня, а в 1970-е годы. Но ностальгия по городу детства или просто по прежней Одессе оказывается у них ностальгией по тому адресу, который не дом и не улица, а именно «Советский Союз». Ностальгией по рухнувшему в результате «геополитической катастрофы» миру. Миру, в котором, хотя и есть всеведущая «контора», скрываемая от населения холера, драма отъездов или идиотские бодрые песни, но зато несть ни эллина, ни иудея. То есть они все тут живут – и обрусевшие греки, и евреи с утрированным одесским акцентом, набившим оскомину еще в «Ликвидации». (Между прочим, помните, кто является главным врагом легендарного Гоцмана-Машкова? Если нет, то напоминаю: украинское националистическое подполье, планирующее захватить город.) Так вот, в «Одессе» и «Одесском пароходе» есть греки, евреи, еще бог знает кто, но все эти дружественные народы предстают как части именно русско-советской Одессы. Что в глазах патриотического зрителя должно, вероятно, выглядеть утраченной идиллией, греющей его сердце в отличие от нынешних, украинских времен, когда подполье якобы вышло на поверхность и все-таки захватило город у моря. Который, подобно Владивостоку во время оно, — город-то все-таки «нашенский».

В финале «Одесского парохода» Михаил Жванецкий, автор разыгранных здесь текстов, печально глядит на развеселую массовку, натужно изображающую одесскую свадьбу, и так же печально, молча уходит. Не знаю, что имел в виду режиссер, но вряд ли то, что вижу здесь я. Потому что уходит он не из Одессы , а из московского ее симулякра. Уходит со съемочной площадки, где картонные декорации Одессы и столь же картонные фигуры «одесситов» разместились на крохотном пятачке среди грандиозных новостроек новой Москвы.

В документальной «Into нации» привязанность одесситов-эмигрантов к родным местам справедливо и на все лады объясняется интернациональным характером города, смешением в нем различных культур и различных языков. Но звучит при этом только русский. И о государстве Украина — ни слова. А когда в кадре мелькает уличный транспарант «Одеса – це Україна», то исключительно в контексте упоминания о трагедии 2 мая. Как грустное и несколько ироничное сожаление о нынешней государственной принадлежности этого прекрасного и столь близкого сердцу авторов города…

Смотришь все это кино и понимаешь, что не только российская государственная идеология, но и российское коллективное бессознательное, порой являющее себя в тех или иных, даже талантливых произведениях искусства, никак не может смириться с новой геополитической реальностью. Мы же любим Крым – значит, Крым наш! И Одесса наша! По праву, так сказать, любви.

И все это, дорогие москвичи, уже во время войны, которую ваша страна вела (и ведет) против соседней страны, на юге которой расположен город, который вы видите во сне.

Я понимаю, вы не хотели слать по нему, по его жителям «искандеры» и «калибры», вы хотели его только к сердцу прижать, а, если и присвоить, то только символически. Но ракеты летят на горючем, сделанном в том числе и из таких вот умонастроений. Из такого символизма. Этот маховик только раскрути… Хотели вы или нет, а вот уже и Херсон ваш, и растерзанный Мариуполь тоже. Кто следующий? Ваша любимая Одесса?
Вот уж действительно: минуй нас пуще всех печалей…

Один комментарий к “Борис Владимирский, кандидат искусствоведения. ГОРОД ВО СНЕ

  1. Борис Владимирский, кандидат искусствоведения. ГОРОД ВО СНЕ

    Пересмотрел подряд три относительно недавних фильма о родном городе. «Одессу» Валерия Тодоровского, «Одесский пароход» Сергея Урсуляка и «Into нацию большой Одессы» Александра Бруньковского. О художественных достоинствах писать сейчас не стану. Что-то сделано очень хорошо, со смыслом и настроением, что-то существенно хуже. Но все авторы, не сомневаюсь, были искренно увлечены образом города, увиденным сквозь оптику мифологии, ностальгии и современности.

    Кроме общей увлеченности и даже любви к Одессе, есть у этих фильмов еще кое-что общее. Все они сняты в России между 2014 и 2022 годом. В те самые пресловутые «восемь лет», когда, успешно отхватив Крым, Россия развязала и вместе с сепаратистами вела гибридную войну против Украины в Донбассе. И все это время то тише, то громче в российском исполнении звучала тема «Новороссии». То есть, помимо Крыма и Донбасса, территориальные притязания идеологов «русского мира» простирались на весь причерноморский юг Украины – на Херсон, Николаев и, конечно же, на Одессу. Да и в самой Одессе существовали активные сторонники присоединения к путинской империи, что, кстати, стало одной из причин трагедии 2-го мая. Существуют они и сегодня. Один мой бывший приятель, оказавшийся подлым идиотом, сказал в первые дни после нынешнего российского вторжения (надеясь на его успех, разумеется): «Я этого ждал тридцать лет».

    Читать дальше в блоге.

Добавить комментарий