Александр Иличевский. Две записи

Неподалеку от Иерусалима живет человек, которому с давних времен я обязан своим начальным, но необыкновенно увлекательным еврейским образованием. Арье Барац на рубеже веков начал публиковать комментарии к недельным главам на сайте общества «Маханаим». В то время я старался учиться каждый день и среди прочего тексты Бараца были наградой. С очевидностью — это были произведения писателя и мыслителя, оригинального и глубокого, с очень родственным горизонтом интересов. Барац цитировал что-то, и я старался прочитать то, на что он интересно ссылался. Это было такое нелинейное, фрактальное чтение, очень увлекательное, и к тому же Барац оказался писателем и мыслителем, стилистически и образно мне близким. Некоторые его идеи я использовал точечно и в своих тогдашних работах, например, в романе «Дом в Мещере», благодаря чему трудно переоценить мою благодарность ему за возможность расширения личного смыслового горизонта.

В принципе так и работают тексты культуры — основываясь друг на друге, комментируя, впитывая, развивая. Космогонические основания иудаизма, насколько я ощущаю, в принципе не противоречат фрактальному устройству мироздания, когда тексты-миры вкладываются друг в друга неограниченно, одновременно с тем, что рождают по принципу глубинного подобия новые вселенные…

Особенно меня увлекала в текстах Бараца его сосредоточенность на теме «Мастера и Маргариты». Его отношение к этому роману сфокусировано на профетическом потенциале сочинения Булгакова. Мне в принципе близко такое отношение к некоторым текстам, являющимся своего рода продолжением библейской традиции, словно бы становящимся в ряд с книгами пророков. Идеи, которые Арье Барац извлекает на протяжении вот уже тридцати лет из сочинений Булгакова, не остывают со временем, а, напротив, приобретают новое звучание.

Его недавняя книга «День шестой», мне кажется, вполне визионерский текст, род интеллектуального триллера, что ли, одно точно — в нем много метафизических приключений. Это  редчайший дар и жанр, который совершенно не апробирован современной культурой. Это не филология ни в коем случае, в тексте много оригинального осмысления, кристального стиля и напряжения мысли. Причем доступность его удивляет — Барац сложные и не от мира сего формулировки умеет сделать прозрачными. В принципе эта книга хорошо замаскированный современный Апокалипсис, и в связи с трагической реальностью, ставшей для нас всех очевидной за последние годы, она просто обязана быть вознаграждена вниманием читателей.

************************************

Что нужно, чтобы стать Нобелем? Проще простого и сложнее невозможного. Для начала быть потомком крестьянина, женившегося на дочери ректора…

Изобрести фугасные мины, которые в течение все Крымской кампании будут облетать позиции англичан.

Разбогатеть на этом, вернуться в Стокгольм, начать опыты с нитроглицерином… Укротить нитроглицерин кизельгуром, изобрести динамит.

Затем проложить им Альпийский туннель и Коринфский канал, расчистить русло Дуная, взорвать подводные скалы гавани Нью-Йорка.

Осознать принцип многополярного мира, но переоценить политику: «Мои заводы скорее положат конец войне, чем мирные конгрессы. В тот день, когда две армии, лишь вздумав начать войну, смогут погибнуть полностью в самом ее начале, все цивилизованные нации содрогнутся от ужаса и отпустят своих солдат домой навсегда».

Изобрести электрический стул.
Влюбиться в Сару Бернар и спастись от нее по совету матери.

Влюбиться в умную нимфоманку, молодую графиню, дочь фельдмаршала и пацифистку; получить отказ.

Изобрести велосипедные шины и искусственный шелк.

Придумать премию и прочесть свой некролог в газете.

Влюбиться в юную глупую цветочницу и только через восемнадцать лет ее прогнать…

Создать нефтедобывающее товарищество братьев Нобель.

Отстроить в значительной мере Баку, напоить город, посеять свет инженерной мысли и достижений по всему Апшерону, Кавказу, Поволжью…

Обучиться восточной мудрости: «Неподкупны только клопы»…

Знать твердо, что дорог на Апшероне нет, что все мелкие товары переносят мальчишки, а крупные — военизированная артель носильщиков, что все они производят адский гам, воюя между собой за клиента; что пресную воду покупают с ишаков-водовозов; что вместо лошадей, у которых от земли, пропитанной нефтью, портятся копыта, на тягле используются неповоротливые буйволы; что во избежание угрозы жизни не следует дергать за хвост верблюда, когда он спаривается с самкой…

Решиться наконец на десяти гектарах пустыни, взятой в аренду у казенных крестьян села Кишлы, заложить Villa Petrolia.

Увидеть в проекте парк и содружество домов в долине, пред двумя горами, живописно спускающимися к морю. Здания возвести из песчаника в мавританском стиле, в один или два этажа, в каждое окно, обращенное на восток или юг, поместить море; придать всем зданиям по всем этажам изящные просторные веранды. Пресную воду, ежедневно доставляемую с Волги, пустить в башню, откуда она распределится по кухням, ванным комнатам, к фонтанам и бельведерам… Набить погреб этого инженерного фаланстера льдом, выломанным ледоходом из волжских торосов в апреле, оснастить ледник системой кондиционирования, пускающей по змеевику сжатый воздух для охлаждения и подачи в жилые помещения…

Один комментарий к “Александр Иличевский. Две записи

  1. Александр Иличевский. Две записи

    Неподалеку от Иерусалима живет человек, которому с давних времен я обязан своим начальным, но необыкновенно увлекательным еврейским образованием. Арье Барац на рубеже веков начал публиковать комментарии к недельным главам на сайте общества «Маханаим». В то время я старался учиться каждый день и среди прочего тексты Бараца были наградой. С очевидностью — это были произведения писателя и мыслителя, оригинального и глубокого, с очень родственным горизонтом интересов. Барац цитировал что-то, и я старался прочитать то, на что он интересно ссылался. Это было такое нелинейное, фрактальное чтение, очень увлекательное, и к тому же Барац оказался писателем и мыслителем, стилистически и образно мне близким. Некоторые его идеи я использовал точечно и в своих тогдашних работах, например, в романе «Дом в Мещере», благодаря чему трудно переоценить мою благодарность ему за возможность расширения личного смыслового горизонта.

    В принципе так и работают тексты культуры — основываясь друг на друге, комментируя, впитывая, развивая. Космогонические основания иудаизма, насколько я ощущаю, в принципе не противоречат фрактальному устройству мироздания, когда тексты-миры вкладываются друг в друга неограниченно, одновременно с тем, что рождают по принципу глубинного подобия новые вселенные…

    Читать дальше в блоге.

Добавить комментарий