Митрополит Сурожский Антоний (Блум)

Есть еще один масштаб, который нам очень хорошо известен, но на который мы не обращаем достаточно внимания: как бы мы ни смотрели на историю, в самой широкой перспекти­ве или в средней мышино-газетной перспективе, есть еще более мелкая перспектива, где вещи снова делаются реальными. Мне вспоминается вот что.

Я помню, во время войны, ну — кто-то в нас стрелял, и мы как можно площе лежали, — это естественное дело. Сначала было неприятно, что стреляли, но потом — нель­зя же постоянно напрягаться, наконец само напряжение застав­ляет отпустить. Я помню, я лежал на животе, был май месяц, стреляли над головой, я делался как можно более плоским и стал смотреть перед собой на единственное что было: трава бы­ла; и вдруг меня поразило, какая сочная, зеленая трава, и два муравья ползли, тащили какое-то маленькое зернышко.

И я загляделся, и вот на этом уровне вдруг оказывается жизнь, нормальная, цельная жизнь. Для муравьев пулеметов не было, стрельбы не было, войны не было, не было немцев, ничего не было, была крупица чего-то, что составляло всю жизнь этих двух муравьев и их семейств. И вот если бы мы умели быть бо­лее внимательны, то заметили бы, что при самых тяжелых обсто­ятельствах можно сойти на уровень — ну, не мыши теперь, а му­равья, посмотреть и увидеть, что жизнь всё равно есть: да, все эти трудности есть, но я дышу, я живу, и тысячи вещей происходят, которые как бы вне досягаемости среднего уровня жизни.

И вот это видение истории или моей личной жизни, или семейной, или коллективной жизни на уровне Божием, или нао­борот, на таком простом, скромном, человеческом уровне, ку­да не достигает многое — это тоже начало созерцательного на­строения, потому что это заставляет нас оторваться (или предполагает, что мы оторвались) от напряжения и от суеты, от взволнованно­сти, от того, что вся проблема сводится ко мне: я — в центре. Вокруг целый мир, бесконечно расширяющаяся вселенная, а я в центре, — крупица, малюсенькая крупица, но все-таки центр.В момент, когда мы оторвались, мы можем смотреть и видеть сначала муравьев и мураву, а потом можно увидеть, что все-таки и небо есть, и не всё время стреляют, и стреляли-то полчаса и не попали, и масса вещей вдруг оказы­вается есть, живые, простые — потому что мы не каждую минуту умираем. И вот в этой созерцательной настроенности слушания, видения, чувствования себя, вдумчивости все сводится к тому, чтобы научиться смотреть в ткань жизни, всматриваться в жизнь: свою, чужую, нашу коллек­тивную, и учиться действовать только вовремя.