Юлия Драбкина. 2022

1

Тридцать первого века, десятого дня от войны,
победители к дому дорогу забытую ищут,
разделив напоследок по-братски осколки вины,
уползают без крыл токовать на свои пепелища
по крошащейся кромке земли, по сухому былью,
по степям и болотам, разбавленным кровью двойною.
Командир то кричит, то бормочет, оглохший в бою:
на войне, о войне, про войну, перед новой войною.
Горький запах въедается в пазухи носа – дыши,
это выжженный фронт, за которым и не было тыла.
Прикрывая шинелью сквозные раненья души,
победители смотрят бездушно друг другу в затылок.
Два безруких солдата снимают свои сапоги,
возникает рояль, чье-то сердце стучит в метрономе,
и лабают неслаженно Шнитке в четыре ноги,
и звучит сумасшедшее танго в оставленном доме.

2

Двери в небо тоской заколочены,
пахнет пылью пустых закромов,
полдень ставнями лупит пощёчины
по зареванным лицам домов.
Ребра выгнулись мятою клеткою –
трудно сердце держать взаперти,
только крутится русской рулеткою
как молитва «С ума б не сойти…»
Время щупает пальцами чуткими
неживые от страха дворы,
Тель-Авив прорывает маршрутками
переспелую мякоть жары.
Светофоровы очи печальные –
так не хочется им угасать.
Крошит ветер молекулы чайные,
а не буквы в пустую тетрадь,
будто высохли разом все перья и
Бог печатает сразу в гранит.
Он приходит из Черной Империи
и с собой не ведет Эвменид.
Глас бездушного чревовещателя
из динамика бурым течет.
Где нажать на курок выключателя,
выключая обратный отсчет?
Гарь победные флаги развесила,
слепок смерти — на каждом углу.
Так легко, сумасшедше и весело,
как идти босиком по стеклу…

3

Земля из-под ног уплывает,
земля отправляется в скит,
зияет на ней ножевая
горячая рана, кровит.
Крошатся ее цитадели,
воюют ее короли,
а те, что за землю радели,
ни пяди ее не спасли.
В карман окровавленный кортик
вложив, эполеты надев,
убийца гуляет и портит
всю ночь околоточных дев.
Встречает его, негодяя,
народная шумная рать
и, с криком чуму прославляя,
ложится под ним умирать.
Кормилица, где твое вымя?
Голодных своих не томи.
Идем по земле не живыми,
не мертвыми — полулюдьми,
напрасно последние розы
в надежде съедая с полей.
(Не эти ли метаморфозы,
не с нас ли писал Апулей?)
История ищет фарватер
среди полыхающих нив,
цепляясь клюкой за экватор,
планету слегка накренив.
И в бездну, не смерив уклона,
сорвавшись, летит ватерпас.
Ты слышишь прощальные стоны
Земли, оставляющей нас?