Сергей Чупринин. ГОРБАНЕВСКАЯ НАТАЛЬЯ ЕВГЕНЬЕВНА (1936-2013)

Все, кто встречался с Г., вспоминают в первую очередь ее легкость на подъем и ее подвижность – в молодости и не только в молодости она любила передвигаться автостопом, стремительно меняла города, занятия, компании. Да вот хоть образование взять – из МГУ, куда Г. впервые поступила в 1953 году, она исключалась дважды, пробовала стать почему-то киномехаником в прибалтийском Советске, пыталась поучиться в Тбилиси, пока в 1964-м не получила наконец как заочница диплом филфака Ленинградского университета.

С детства писала стихи и всюду всё с той же легкостью обрастала друзьями: со студенческой скамьи была знакома с С. Аверинцевым и В. Непомнящим, И. Виноградовым и Н. Светловой (в будущем Солженицыной), захаживала в «мансарду окнами на Запад», вообще сблизилась с поэтами-смутьянами, пользовалась дружеским расположением М. Юдиной и Ю. Лотмана, И. Бродского и А. Ахматовой. Официозом принципиально не интересовалась, стихи для печати почти никогда не готовила, но в кругу катакомбной культуры знала всех и ее знали все.

А однажды, — вспоминает Г., — «в начале 1961 года раздается звонок: “Здрасьте, меня зовут Алик Гинзбург. Я хотел бы с вами познакомиться. Я знаю ваши стихи”. Я иду к Алику, узнаю, что он уже издает “Синтаксис”. Я говорю: “Я готова перепечатывать”. Вместе мы готовим четвертый номер “Синтаксиса”, я его знакомлю с Галансковым, все это закручивается. Уже практически готовый был у Алика третий, ленинградский номер — тут приезжает из Ленинграда то ли Илья Авербах, то ли Юра Губерман и привозит стихи Бродского. И мы готовим с Аликом четвертый номер, после чего я уезжаю в археологическую экспедицию».

Так оно и дальше пошло. «Я, — сказано в одном из интервью, — никакая не шестидесятница, мы “поколение 56-го года»”. Поколение Венгрии, а не XX съезда. <…> Тогда у очень многих были большие надежды. У меня надежд не возникло». Ее, собственно, сделаем шаг назад, и замели впервые еще в декабре 1956-го по делу студентов МГУ А. Терехина и В. Кузнецова, арестованных за распространение листовок с протестом против советской интервенции в Венгрии. Правда, задержана Г. была всего на три дня и, правда, с непривычки повела себя плохо: дала показания, нужные следствию, и даже выступала на процессе свидетелем обвинения.

Больше ничего в этом роде с нею уже не случалось. Г. работала в Москве библиотекарем, библиографом, техническим и научным переводчиком, но, — по словам Н. Солженицыной, — «так была устроена, что не могла терпеть скотство, — и не терпела». И это значит сводила вместе таких же, как она, вольнодумцев, перепечатывала и распространяла самиздат («И так, я думаю, от меня не меньше ста экземпляров “Реквиема” ушло») , а стихи после дебютной публикации в «Синтаксисе» появились еще и в эмигрантских «Гранях» (1962, № 52).

Ее талант ценила А. Ахматова: «В хоре юных женских голосов, раздающихся сейчас в русской поэзии как никогда свежо и разнообразно, голос Натальи Горбаневской слышен по-своему твердо. Это стихи ясные, но в то же время раскованные, несвязанные, то, что в театре называется “органичные” — поэзия шестидесятых годов. Эти стихи окрыляет внутренняя свобода, эмоциональное отношение к миру, глубокое размышление, способное породить и музыку и гротеск. <…> Зная эту молодежь, я возлагаю на нее свои надежды…».

Однако, — замечает Л. Рубинштейн, — так вышло, что «её видимое миру социальное геройство временами заслоняло её поэтический масштаб». Г. всё время было как бы не до себя, не до выстраивания своей литературной карьеры. Особенно очевидно это стало в 1968 году, когда после кратковременного (15-23 февраля) помещения беременной Г. в психиатрическую больницу имени Кащенко она составила, отредактировала и своими руками перепечатала первый выпуск «Хроники текущих событий», появившийся 30 апреля, а 25 августа в знак протеста против подавления «пражской весны» вместе с еще семью смельчаками приняла участие в демонстрации на Красной площади, куда пришла с трехмесячным ребенком в коляске, самодельным чехословацким флагом и двумя рукописными плакатами: «Да здравствует свободная и независимая Чехословакия!» (на чешском языке) и «За вашу и нашу свободу!» (на русском).

Задержали их спустя двадцать две минуты, но Г. в тот же день освободили как кормящую мать и, признав в результате психиатрической экспертизы невменяемой, передали на поруки. Тогда она всего через три дня отправляет в западные газеты письмо: «Мои товарищи и я счастливы, что смогли принять участие в этой демонстрации, что смогли хоть на мгновение прорвать поток разнузданной лжи и трусливого молчания и показать, что не все граждане нашей страны согласны с насилием, которое творится от имени советского народа. Мы надеемся, что об этом узнал и узнает народ Чехословакии. И вера в то, что, думая о советских людях, чехи и словаки будут думать не только об оккупантах, но и о нас, придает нам силы и мужество».

Правозащитная деятельность Г. набирает всё большие обороты: она обнародует очерк «Бесплатная медицинская помощь» о карательной психиатрии в СССР, составляет и запускает в самиздат книгу-документ «Полдень: Дело о демонстрации 25 августа 1968 г. на Красной площади». И тут терпение властей лопается окончательно: 24 декабря 1969 года арест по обвинению в «распространении заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй», Бутырка, классический диагноз «вялотекущая шизофрения», выраженная в «бреде правдоискательства», и по февраль 1972-го принудительное лечение в Казанской спецпсихбольнице и Институте судебной медицины имени Сербского.

Понятно, что пришло время эмигрировать. И хотя, — по словам И. Максимовой, — «отъезд затянулся из-за Евгении Семеновны <матери Г.>: она не хотела уезжать сама и не давала разрешение на выезд дочери и внуков», 17 декабря 1975 года самолет берет курс на Европу. Начинаются 38 лет жизни Г. в Париже: ее сразу же приглашают в максимовский «Континент» сначала ответственным секретарем, потом заместителем главного редактора, позднее, и уже до пенсии (2003), берут в «Русскую мысль», где Г. не пропускает ни одного повода откликнуться на события в России.

Стихи уже не только пишутся, но и печатаются – за присланной еще из Москвы книгой «Побережье» (Анн Арбор, 1972) следуют сборники «Три тетради стихотворений» (Бремен, 1975), «Перелетая снежную границу» (1979), «Ангел деревянный» (Анн Арбор, 1983), «Чужие камни» (Нью-Йорк, 1983), «Где и когда» (1986), «Переменная облачность» (Париж, 1986), а с 1990 года идут журнальные публикации и книги уже на родине.

Стоит, впрочем, отметить, что хлопотать о российском гражданстве Г. не стала, как не хлопотала в свое время и о французском. Душой потянулась к Польше: и дружила с поляками, и стала еще в 1999-м постоянным автором, членом редколлегии журнала «Новая Польша», и много переводила, собрав лучшие из переводов в книгу «И тогда я влюбилась в чужие стихи…» (Варшава-Краков, 2006), и приняла в том же году польское гражданство.

Несомненность ее собственно литературных заслуг подтверждена Русской премией, которую 27 апреля 2011 года Г. вручила Н. Ельцина, вдова первого президента России. Однако помнятся и слова, сказанные о. Сергием Желудковым при проводах в Европу: «Стихи, всё это прекрасно, но главное – она мать “Хроники”». И одна из тех, кто на Красной площади в августе 1968 года защищал честь и достоинство русской интеллигенции, а это в нашей стране всегда ничуть не менее актуально, чем стихи.

Недаром ведь и в 2008-м, и в 2013-м, и в 2016-м, и в 2018-м годах неравнодушные вновь собирались у Лобного места с лозунгами «За вашу и нашу свободу» — и недаром их всякий раз разгоняли.

Соч.: Последние стихи того века. М.-Тверь, 2001; Русско-русский разговор. Избранные стихотворения. Поэма без поэмы. Новая книга стихов. М., 2003; Чайная роза. М., 2006; Полдень: Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади. М., 2007; Прильпе земли душа моя. М., 2011; Прозой о поэзии. М., 2011; Избранные стихотворения. СПб, 2015.
Лит.: Улицкая Л. Поэтка: Книга памяти: Наталья Горбаневская. М., 2014.