Гасан Гусейнов. СТО ЛЕТ ОТМЕНЫ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ

Филолог Гасан Гусейнов объясняет природу жалоб на «отмену русской культуры». Это — итог столетнего эксперимента, с которым не справились текущие носители русского языка.

С 24 февраля 2022 года Российское государство при поддержке подавляющего большинства своего населения ведет войну против Украины, уничтожая ее жителей и разрушая города и села. В самой Российской Федерации слово «война», правда, запрещено, и полагается говорить «специальная военная операция», а на бумаге писать СВО. Как только вы прочитаете это СВО, знайте: вы читаете текст, написанный на новом новоязе, или неоновоязе, — усовершенствованном варианте советского русского языка, который пережил и так называемую перестройку, и так называемую постсоветскую эпоху.

На этом неоновоязе заговорили вдруг очень многие. Некоторые его признаки очевидны, а вот другие — нет. Лишь благодаря выдающимся деятелям современной российской культуры мы можем сегодня обрисовать контуры целой эпохи. Конец эпохи отметил Александр Блок видением страшного «блеска ханской стали» (вот ведь, даже и не мог знать товарища Сталина, а анаграмма блеснула!). А начало нового века языка показал Максимилиан Волошин в стихотворении «Терминология», написанном в Симферополе весной 1921 года.

Терминология

«Брали на мушку», «ставили к стенке»,

«Списывали в расход» —

Так изменялись из года в год

Речи и быта оттенки.

«Хлопнуть», «угробить», «отправить на шлёпку»,

«К Духонину в штаб», «разменять» —

Проще и хлеще нельзя передать

Нашу кровавую трёпку.

Правду выпытывали из-под ногтей,

В шею вставляли фугасы,

«Шили погоны», «кроили лампасы»,

«Делали однорогих чертей».

Сколько понадобилось лжи

В эти проклятые годы,

Чтоб разъярить и поднять на ножи

Армии, классы, народы.

Всем нам стоять на последней черте,

Всем нам валяться на вшивой подстилке,

Всем быть распластанным с пулей в затылке

И со штыком в животе.

29 апреля 1921

Симферополь

О чем это стихотворение? Да, оно рисует столь страшную картину гражданской войны, что может показаться, будто у него нет никакой философии — одно отчаянье, одна боль. Но это не так. И состоит эта философия в том, что власть над русским языком взяла сила, которая хотела этот язык отменить. Причем отменить весьма хитроумным образом, одновременно и с ухмылочкой художника, и с последней издевкой палача. Палач отрубает голову — слова «убийство» и «расстрел», засунув в рот жертве перед смертью свежие потешные метафоры — «хлопнуть», например. Какое богатое слово. Оно отзовется и через сто лет, в неоноворусском языке, словом «хлопóк» вместо «взрыв». «Списать в расход» — да это ж наше «замочить в сортире». А «разменять»? В русском неоновоязе есть своя счетная метафора — «одвухсотить». А как же! Ведь убитый солдат на советском новоязе был «двухсотым», а неоновояз делает маленький шажок дальше и вместо «убить» говорит «одвухсотить».

От стихов ожидается витиеватость. Вития должен говорить туманно и не очень понятно. Но тут витией стал сам народ. Опоэтизировал убийство и людоедство простой человек во главе с блатными и приблатненными чиновниками и журналистами. И поэтому поэту приходится переходить на лапидарный язык листовки. Вот почему Волошин пишет так просто и так анти-витиевато:

Сколько понадобилось лжи

В эти проклятые годы,

Чтоб разъярить и поднять на ножи

Армии, классы, народы.

Какая же это обидная простота! Как же так получилось, что единственным настоящим поэтом и прозаиком в СССР оказался освоивший эту метафорику товарищ Сталин? С этими его одностишиями, под которыми потекла кровь.

Гражданская война стала «Триумфальным Шествием Советской Власти»!

Истребление крестьянства — «уничтожением кулачества как класса»!

Создание лагерной системы — «индустриализацией»!

Каждая глава «Истории ВКП(б) (краткий курс) — это поэма, насыщенная метафорами почище пушкинских.

Особенность новорусского поэтизма никак не хотела становиться предметом для изучения, потому что более важными были все-таки другие темы: ведь людей же терзали и преследовали, а культуру только немножко подправляли вроде бы. Ну, цензура, конечно, била по всем. Но зато Пушкина и Толстого, Достоевского и Чехова можно было читать! В шестидесятые годы даже Булгакова напечатали! Даже Мандельштама! Жила ведь культура наша.

Но главной поэтессой все равно оставалась советская власть и ее верные слуги — тюремные надзиратели, воркующие над своими заключенными. И вот этот поэтический путь, знавший свои стили для каждого нового поколения — от ампира и барокко до конструктивизма и постмодернизма, сейчас вступил в новую фазу. 24 августа 2018 года Олег Пшеничный опубликовал в «Медузе» проиллюстрированную Олегом Навальным «Энциклопедию российских пыток».

А к столетию «Терминологии» Волошина журналисты портала GULAGU.NET выложили десятки часов видеозаписей этих самых пыток в тюрьмах и больницах Российской Федерации. Настало время сравнить советский новояз, с первого дня объясненный Волошиным, с неоновоязом нашей эпохи.

А знаете, что сейчас говорят вместо «расстрелять»?

«Отправить на луну, отправить в земотдел, замочить, разменять, шлепнуть…» Да-да, по-прежнему шлепка, по-прежнему шлепнуть и разменять…

А репертуар пыток?

«Водолаз» — это когда опускают головой в унитаз; «звонок другу», «звонок путину» — это обматывание заключенного проводами, по которым пускают ток; ласточка, конвертик, палестинское подвешивание, растяжка, сотряс, слоник, электровспоминатель, Черный Гриша…

«Конвенции против пыток и других жестоких, бесчеловеч­ных или унижающих достоинство видов обращения и наказания», принятая Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1984 года, ничего не знает ни о Водолазе, ни о Черном Грише. «Уморить человека голодом» нельзя, невозможно! А подвергнуть «диете» — вполне, почему нет? Ведь по-русски тюремная «диета» вместо «голода» — это не что иное, как «СВО» вместо «войны».

Неоновояз легко присваивает староновые чужие ужасы. Вот пытка «Джокер»: «Разрыв силой или разрезание ножом или бритвой уголков рта. Такая пытка применялась, например, в карельской ИК-1. Пытка была изобретена испанской инквизицией, для чего использовалась специальная металлическая «груша». А сам термин — из популярного фильма. «Из всех искусств для нас важнейшим является кино и цирк». Ленин.

Что делали с пленными в Симферополе в 1921 году, написал Волошин, что там делают с заключенными крымскими татарами и украинцами в 2022 году, можно только догадываться.

Долгие годы скрытые подтексты, всё спрятанное между строк, всё сказанное на эзоповом языке выдавалось за искусство самозащиты культуры, за единственный доступный путь спасения подлинного от мнимого. Но с другой стороны им навстречу и в насмешку над этими усилиями толкований рыли свои туннели настоящие носители языка, глубинные люди зоны и казармы, следователи и надзиратели, преступники и их жертвы — все те, кого больше всего боится россиянин.

Их встреча произошла уже в 2014, когда несколько российских банд на востоке Украины объявили себя «народными республиками». Вы разве не помните молодые послевоенные сталинские государства Восточной Европы? Венгерскую Народную Республику, Польскую Народную Республику? Неужели забыли? Восемь лет просуществовали Донецкая Народная Республика и Луганская Народная Республика. А 24 февраля 2022 года Путин отдал приказ двинуться дальше. И все увидели, что началась война.

Но до сих пор российское общество не поняло этого, потому что вместо «убивать» научилось говорить «мочить в сортире», вместо «взрыв» научилось говорить «хлопок», вместо «убийца» и «военный преступник» научилось говорить «президент», вместо «пыточная для перевозки арестантов» научилось говорить «автозак». А всё со словом «специальный» и вовсе парализует новороссийского человека — специальные методы допроса, специальные средства воздействия, специальные средства несмертельного действия — и так до самой «специальной военной операции по денацификации и демилитаризации Украины».

Если «войны» нет, а слово «мир» — это предательство родины и пацифизм в пользу британской разведки, то нет и «Войны и мира» Льва Толстого. Отменен. За ним, за Толстым теперь приходится уезжать из России. А если остался, переходить в публичном месте на этот самый неоновояз. Тут всем носителям русского языка, которые свой отмененный язык еще помнят, вдруг стало страшно: «Черт побери, да ведь все теперь подумают, что и вся наша культура целый век существовала понарошку! И сейчас чего доброго все эти собаки посмеют отменить нашего Достоевского!»

И заголосила культурная Россия: «Да что вы всё о Путине? Да, государство у нас неважное, но народ-то наш бедный забитый, народ ведь еще очень хороший! А культура и вовсе не виноватая! Вот, возьмите Достоевского! Как новый, нечитанный — наш, русский писатель, а мы — его наследники! Просто мы очень боимся, войдите в наше положение».

А им отвечают: «Не стоит эта ваша культура слезинки хотя бы одного только того замученного ребёнка, который бил себя кулачонком в грудь и молился в зловонной конуре неискуплёнными слезами своими к „боженьке“!»

Сколько сотен убитых украинских детей на счету российских солдат, ась?

Сто лет зубрили «терминологию», и сейчас прямого, открытого русского языка больше не понимают. Не понимают, что сами давно отменили свою причастность к русской культуре. Все наследство промотали на обслуживание смертельного страха, на формулы лжи. И хотели бы разбежаться, да страх не велит.

Один комментарий к “Гасан Гусейнов. СТО ЛЕТ ОТМЕНЫ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ

  1. Гасан Гусейнов. СТО ЛЕТ ОТМЕНЫ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ

    Филолог Гасан Гусейнов объясняет природу жалоб на «отмену русской культуры». Это — итог столетнего эксперимента, с которым не справились текущие носители русского языка.

    С 24 февраля 2022 года Российское государство при поддержке подавляющего большинства своего населения ведет войну против Украины, уничтожая ее жителей и разрушая города и села. В самой Российской Федерации слово «война», правда, запрещено, и полагается говорить «специальная военная операция», а на бумаге писать СВО. Как только вы прочитаете это СВО, знайте: вы читаете текст, написанный на новом новоязе, или неоновоязе, — усовершенствованном варианте советского русского языка, который пережил и так называемую перестройку, и так называемую постсоветскую эпоху.

    На этом неоновоязе заговорили вдруг очень многие. Некоторые его признаки очевидны, а вот другие — нет. Лишь благодаря выдающимся деятелям современной российской культуры мы можем сегодня обрисовать контуры целой эпохи. Конец эпохи отметил Александр Блок видением страшного «блеска ханской стали» (вот ведь, даже и не мог знать товарища Сталина, а анаграмма блеснула!). А начало нового века языка показал Максимилиан Волошин в стихотворении «Терминология», написанном в Симферополе весной 1921 года.

    Читать дальше в блоге.

Добавить комментарий