Борис Херсонский. Два стихотворения

* * *
Вольно вам, нераскаянным, на Страстной неделе
поупражняться в гнусном военном деле,
с землею равнять деревни и города.
Коктейль молотова — это не поллитровка.
Танк взлетает на воздух, хоть он не божья коровка.
Вождь в одиночном бункере ожидает суда.

На дне морском ворочается бронированная махина.
В телевизоре очередное заседанье кабмина.
Христос удалился в Вифанию и водворился там.
Анна с Каиафой принимают в Храме Кирилла.
Обсуждается эквивалент сребреника и тротила.
Сгорела смоковница? — больше места кустам.

Вольно вам, негодяям. лжецам неумелым,
черное, не краснея. представить белым,
пусть погибнет народ, но вождь пусть пребудет целым,
чисто выбритым и остриженным под обрез.
На Христа с хитрецой поглядывает Иуда,
он еще не предатель покуда,
но надеется, что на предательстве разбогатеет, как Крез.

Пилат говорит размеренно — лекция прима:
Территория Израиля есть территория Рима.
Ее население — римляне. Но их кто-то заставил забыть,
что мы с ними один народ, обучил их вместо латыни
чужому наречию, бормотанью пустыни,
видно придется наново их учить!

Запретим разговаривать им на своем арамейском,
путь учатся наново говорить на нашем, армейском,
радикалам пощады не будет, бунтовщикам — копец.
А тут еще этот мессия — будь он неладен!
Пусть жгут перед статуей императора ладан,
Пусть забудут Отца небесного! Император — земной отец.

Это было давно — ныне иная драма.
Благословляет войну служитель иного храма.
Покоряют нашу страну. но наша страна упряма.
Танки горят, что смоковница в прежние времена.
И на дне морском — напомним — бронированная махина
свыкается с ролью подводного исполина.
Взрываются бомбы. Длится неправедная война.

* * *
В советское время стихи писались на материале газет.
И вместе с газетами попадали в коммунальный клозет.
Теперь это время вернулось. Названия сообщений
прекрасны — в природе нет ничего священней.
К примеру,»Стадо коров построили буквой «зет».

Пастухи-патриоты старались. Но пострадал удой.
Поделись своею улыбкой, своею белибердой,
своим домишком, который уютен не слишком,
своей дырявой памятью, своим убогим умишком,
своим первосвященником со всклокоченной бородой.

Любишь прошлое, парень? Иди! Там — твоя родня,
там не бывает денег — хватает и трудодня.
Горсть пшеницы, полкилограмма проса,
окончательное решение украинского вопроса,
в два откроется винно-водочный. На площади толкотня.

Но дядя работает в органах, у него в квартире паркет.
на стене — узбекский ковер + дзержинский портрет.
На столе — картонная папка и три телефона.
Овчарка скалит зубы: она на страже закона.
Лица начальства нарисованы под трафарет.

Ты загнал себя в прошлое, ну что же — иди в загон,
тебя отвезет туда арестантский вагон.
Даже коровы ходят строем и под конвоем.
Брянские волки правителя славят воем.
На местных царьков в Оружейной не хватит корон.

Не суйся к нам, товарищ, со своим хваленым кремлем,
с колхозным хозяйством, с мятым, рваным рублём,
оставь при себе свой исковерканный разум,
воду, огонь и трубы с дешевой нефтью и газом,
с  относительной истиной и абсолютным нулём.