Альфред Кох. Завершился сорок восьмой день войны

Сорок восьмой день войны совпал с днем космонавтики.

Я родился за полтора месяца до полета Юрия Гагарина. И всю мою жизнь полет Гагарина был самым чистым и не запачканным никакой идеологией событием в жизни моей страны. Гагарина любили во всем мире. И на Западе и на Востоке. Говорят, что даже Джина Лоллобриджида мечтала переспать с ним…

Что может быть дальше от политики, чем мирное освоение космоса? Невесомость, посещение других планет, полеты к звездам. Как много в детстве перечитал я научно-фантастических книжек, как будоражила вся эта романтика мое воображение…

И вот Путин с Лукашенко сегодня обмазали своим вонючим имперским дерьмом и это событие в жизни нашего народа. Опять Путин нес свою околесицу, опять кому-то грозил, опять кого-то пугал, опять демонстрировал свою непреклонность и решительность…

Есть такая теория, что люди формируются к пяти годам. И потом их уже невозможно изменить. Дальше они могут только приспосабливаться к обстоятельствам. Но изменить их взгляд на эти обстоятельства и хорошее считать плохим, и наоборот — практически невозможно. Что принял в детстве человек за истину, а что — за ложь, то и останется с ним до конца.

Я не знаю, как насчет пяти лет, но я уверен, что до тридцати лет человек уж точно формируется на 99%. Вот и я сформировался в СССР. Когда он развалился, мне исполнилось ровно тридцать. Я уже был женат, у меня была дочь, я уже закончил аспирантуру, защитил кандидатскую и преподавал в институте.

К тому моменту я имел довольно четкие представления о стране, гражданином которой я являюсь и которая и есть моя родина. Я в ней родился, вырос, и тогда мне казалось, что и помру. В своем воображении я легко ее себе представлял: от Ужгорода до Чукотки, от Таймыра до Кушки. Самая большая страна в мире, одна шестая часть суши.

И пусть я не был во всех ее частях (а кто был?), но ощущение, что это все моя страна — оно было совершенно отчетливым. И Рига с Вильнюсом, и Львов с Тбилиси, и Самарканд с Алма-Атой… Ну, и разумеется, Москва с Ленинградом.

И с тех пор, откровенно говоря, у меня на уровне ощущений ничего не поменялось. И, когда Советский Союз развалился, развалилась и моя родина. Умом я понимал, что вот теперь я гражданин не одной шестой, а лишь одной седьмой части суши. И я принял этот факт абсолютно спокойно. Но считать своей родиной только часть той родины, которая уже тридцать лет сидела в моем мозгу, я не сумел.

Возможно, для меня это было действительно труднее, чем для тех, кто всю жизнь прожил только в России, но факт остается фактом: я, родившись и прожив первые девять лет своей жизни в Казахстане, не мог до конца принять те границы моей новой родины, который в моей старой, «настоящей» родине назывались РСФСР.
Тут уж ничего не поделаешь: моя родина больше, чем лишь только Россия. Так сложилась моя судьба. Можно даже сказать, что так мой мозг был обработан советской пропагандой.

Изо всех утюгов нам в СССР кричали про дружбу народов, про нерушимую семью пятнадцати братских республик, я в детстве на конкурсе плясал лезгинку и ходил в чешках на цыпочках, мама сшила мне красную черкеску потому, что нашему классу на каком-то конкурсе поручили представлять Грузию…

Маленьким меня возили из далекого Казахстана в Москву. Непременным элементом визита провинциалов в Москву в то время было в том числе и посещение ВДНХ, а значит и фонтана «Дружба Народов». И этот фонтан занял все мое детское воображение и завершил формирование в моем мозгу образа моей родины.

Моя родина включает в себя, разумеется, и Украину. И хотя я до распада СССР был только во Львове, Украина вошла в меня суржиком, на котором говорили в деревне в Краснодарском крае, где родился мой отец и где я проводил в детстве каждое лето. Украина проникла меня в виде журнала «Барвинок», который выписывали мои сестры, живущие в этой деревне.

И я не могу сказать, что во мне больше родина — Украина или, например, Якутия или Бурятия, где я вообще ни разу не был и не понимаю ни слова по-бурятски или по-якутски. Хотя нынешняя официальная позиция говорит мне, что я проявляю политическую близорукость и Бурятию должен любить сильнее, чем Украину.

И вот тут я подхожу к самому главному. Почему Бурятию мне велят считать родиной, а Украину — нет? А потому, что Бурятия осталась с Большим Братом, а Украина — его бросила. Вот что оказывается! Вот что мне говорит сегодня Путин: Большой Брат — твоя родина. Кто ему верен — тот хороший и достоин жить, а кто его оставил — того ты должен ненавидеть.

И вот этот Большой Брат — это даже не русский народ. Это российское государство. Но после распада СССР границы моей родины оказались шире границ российского государства, а уменьшить границы моей родины я не в силах: они намертво отпечатались в моем мозгу за первые тридцать лет моей жизни.

Но для меня в этом нет никакой трагедии: я легко принял тот факт, что родина у меня все та же, а государств на ее территории оказалось вместо одного — пятнадцать. Меня это совершенно не ломает, и даже в каком-то смысле мне так даже больше нравится!

Но оказывается, это не нравится большинству жителей России. Они восприняли уход других народов из-под власти Москвы как измену какому-то их общему делу, которое они даже толком сформулировать не могут и которое, похоже, существует только в их воображении.

Разница между такими, как я, и такими, как Путин и Ко, состоит в том, что в моем представлении это я принадлежу всем частям моей ментальной родины, а в их представлении, наоборот, все эти части принадлежат им. Мне, чтобы органично существовать внутри моей родины, совершенно не мешает наличие в ней разных государств, а для них это чудовищная личная драма, ведь их родина им не принадлежит.

Отсюда вытекает и их реакция на нежелание жить с ними в одном государстве как предательство и измена. Причем измена в самом что ни на есть супружеском смысле этого слова. Сучка! Как она могла! Я столько для нее сделал! Блядюга! Убью, сволочь!

И тема измены и дикой ревности: вы только посмотрите, с кем она мне изменила! Вот с этими пидарасами? Как она могла! Я такой статный, такой красивый, такой мужественный, а она на кого меня променяла? Нет, я этого так не оставлю!

Я (и такие, как я) — дети распавшейся семьи. Я люблю и маму, и папу. И хочу с ними жить в мире. Но папа требует от меня не звонить матери! Рассказывает мне про нее всякие гадости! И если я ему не верю и продолжаю общаться с матерью, то я такой же предатель, как и она…

И вот он уже настолько сошел с ума, что приходит к своей бывшей жене и начинает ее бить на глазах соседей, таскать ее за волосы, пинать ногами… Женщину, с которой у нее есть общие дети, которая пережила с ним много трудных лет, всегда приходила ему на помощь и готова была оставаться с ним в добрых отношениях…
Но нет! Не хочу добрых отношений! Ты должна быть только моей! И не остановлюсь, говорит, пока не убью. Все идет по плану. С новым ее кавалером он тягаться ссыт, знает, что тот его отмудохает в три секунды, вот и отыгрывается на бабе… Такой герой, голова с дырой… В моем понимании это все разновидности бомбежки Воронежа.

Как Карандышев убивает Ларису, чтобы она не досталась Паратову, так и Путин напал на Украину, чтобы она не досталась Западу. В глубине души Путин чувствует, что он — плюгавый и бесцветный Карандышев. К тому же уже и старый…
Господи, правый! Дай силы вынести все это. Я сегодня смотрел на эту парочку на космодроме и думал: ведь если не знать, какие ужасы они творят вот уже столько лет, какую страшную войну они развязали, то со стороны они смотрятся образцовыми старыми дураками, спятившими пикейными жилетами, место которых — скамеечка в сквере и разговоры о политике во время забивания козла. А старуха должна высунуться из окна и крикнуть: «Володя! Ты кефир купил? Сколько можно сидеть! Сейчас магазин закроют!».

Их обоих нужно срочно убрать. Какими угодно путями. У человечества нет никаких шансов жить дальше вместе с этими двумя гавриками. Мне это настолько ясно, что я даже удивляюсь людям, которые не понимают, насколько опасны эти персонажи.

Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами.
Слава Украине!