Гасан Гусейнов. ИМПЕРАТОРСКИЙ ВЫБОР МЕЖДУ ГРИБАМИ И КИНЖАЛОМ

Истощив казну зрелищами и повышением жалованья военным, он начал захватывать чужое имущество — без разбора живых и мертвых. Конфискации обрушились на тех, кого можно было заподозрить в оскорблении величества. Если находился свидетель, говоривший, что умерший когда-то высказывал пожелание завещать свое состояние цезарю, Домициан был тут как тут и отнимал у наследников имущество покойника.

В шутку заказав осенним днем 2018 года в пиццерии «Домициано» пиццу с грибами, я встретился глазами с официантом, но тот только спросил, не желаю ли я еще чего-нибудь, и на всякий случай предупредил, что пицца огромная, и в одиночку, дескать, с ней справиться трудно. Слова официанта не оставляли и тени сомнения: он не читал Светония и не имел понятия о роли грибов в судьбе императора, давшего имя его рабочему месту. Ладно, подумал я, после обеда подойду к хозяину.

«Снискав всеобщую ненависть и ужас», Домициан «погиб, наконец, от заговора ближайших друзей и вольноотпущенников, в который, говорят, была посвящена и его жена. Год, день и даже час и род своей смерти давно уже не были для него тайной: еще в ранней молодости все это ему предсказали халдеи, и, когда однажды за обедом он отказался от грибов, отец его, Веспасиан — тот самый, в честь которого римляне до сих пор называют «веспасианами» бесплатные писсуары, — посмеялся над сыном: мол, кому суждено напороться на кинжал, тот не будет отравлен.

Но Домициан помнил об этом и всю жизнь дрожал от страха, а самые ничтожные подозрения приводили его в бессильное оцепенение. Даже собственный указ о вырубке виноградников он не стал приводить в исполнение после того, как узнал, что по рукам пошло подметное письмо с переводом греческой эпиграммы:

Как ты, козел, ни грызи виноградник, вина еще хватит,

Вдоволь напиться, когда в жертву тебя принесут.

Официант все еще ждал, и я в память о Светонии, а не о Домициане просто вынужден был заказать бокал красного вина.

За что еще следовало называть  пиццерию «Домициано» именем императора? Дион Кассий пишет о нем:

«Он гордился своими победами, ни одна из которых не была одержана им самим, а вину за поражения, бывшие следствием отданных им приказов, сваливал на своих военачальников. Таким образом, он ненавидел тех, кто побеждал, и карал тех, кто терпел поражения».

Домициан следил за своей внешностью и считал себя красавцем, «особенно в молодые годы», — уточняет Светоний. «Правда, впоследствии лысина, выпяченный живот и тощие ноги, исхудавшие от долгой болезни, обезобразили его. Он чувствовал, что ему идет скромное выражение лица, а однажды даже похвастался в сенате: «До сих пор, по крайней мере, вам не приходилось жаловаться на мой вид и нрав…». Вот только лысина доставляла ему много горя, и если кого-нибудь другого в насмешку попрекали плешью, он считал это оскорблением и себе самому. Домициан издал даже книжку об уходе за волосами, посвятив ее начинавшему лысеть другу: «Я стойко терплю, что кудрям моим суждена старость еще в молодости. Поверь мне: нет ничего пленительней красоты, но и ничего недолговечней ее тоже нет».

Грибная пицца в «Домициано» оказалась роскошной: вместо простецких шампиньонов пиццайоло изготовил шедевр с белыми грибами. Сражаясь с нею, я не мог не думать и об остроумии Домициана. «Правителю живется хуже всех: ты обнаружил заговор, но тебе никто не поверит до тех пор, пока тебя не убьют».

Нет ничего удивительного в том, что в убийстве Домициана приняли участие его ближайшие соратники и слуги. Решением сената токсичное имя императора было предано проклятию, монеты с его изображением переплавлены, триумфальные арки срыты. Некоторые историки говорят, что виной тому был не столько сам Домициан, сколько политическая конъюнктура: с ним закатилась династия Флавиев, а Нерва, основатель династии Антонинов, провозглашенный императором сразу после убийства Домициана, вынужден был по требованию армии через некоторое время выдать убийц сына Веспасиана. Недолгое время спустя после казни убийц императора скончался и Нерва. Впрочем, будем справедливы: и именем Нервы названо в Италии множество ресторанов, а именем Нерона — роскошные гостиницы.

Но вернемся к Домициану. Страх его перед предсказанным заговором был самим императором превращен в источник заговора. Свои покои он велел отделать полированным ониксом, чтобы видеть в отражении, что происходит у него за спиной. Желая убедить потенциальных заговорщиков, что дело это опасное для них самих, он велел казнить Эпафродита, бывшего секретаря Нерона: говорили, что именно Эпафродит помог Нерону отправиться на тот свет. По словам Светония, Домициан проводил много времени за допросами предполагаемых заговорщиков. Своего двоюродного брата Флавия Клемента он убил за то, что тот назвал своих сыновей Веспасианом и Домицианом в честь двоюродного деда и дяди. Домициан решил, что Флавий растит ему преемников.

За несколько месяцев до убийства на Капитолии заметили ворона, который несколько раз каркнул по-гречески: «Все будет хорррошо! Все будет хорррошо!». Далекий римский предок воронов Чарлза Диккенса и Эдгара По, очевидно, знал, что говорил. В эти же дни самому Домициану приснилось, что у него вырос золотой горб. Историки хвалят императора за ловкую финансовую политику, но сам Домициан с тоской принял истолкование этого сновидения, предложенное тогдашними специалистами: «После твоей смерти дела у римлян пойдут в гору». При Нерве и Траяне Домициану не повезло: император предстал в сочинениях историков эпохи Антонинов, возможно, еще более отвратительным тираном, чем был на самом деле.

Накануне смерти Домициану во сне явилась его покровительница Минерва. Богиня сообщила своему протеже, что только что Юпитер отнял у нее оружие, и теперь ей нечем защитить Домициана. В общем, дальше все случилось так, как и было предсказано. 18 сентября 96 года, после пятнадцати лет правления и на сорок пятом году жизни, Домициан был убит семью ударами кинжала. Император сопротивлялся и даже успел смертельно ранить одного из нападавших.

Накануне убийства повар приготовил Домициану грибы. «Если получится, съем завтра!» — сказал император. Не получилось. Не исключено, конечно, что и трюфели были отравлены. Но это вряд ли. Веспасиан был прав, когда смеялся над страхами сына.

Эту мысль о последних грибах, не отведанных Домицианом, я постарался отогнать — как назойливую муху от бокала с вином в римской пиццерии «Домициано». Все-таки кинжал — куда более зрелищное орудие убийства императора. Сейчас-то времена наступили совсем другие. Тираноубийцы, начиная с Гармодия и Аристогитона, давно не в моде. И называть именами Максима и Клодиана, Стефана и Сатура — убийц Домициана — даже самую захудалую забегаловку в Риме никто не станет. Допив вино, я и думать забыл, о чем хотел спросить хозяина римской таверны.