Сергей Чупринин. РАССАДИН СТАНИСЛАВ БОРИСОВИЧ (1935-2012)

Послужной список у Р. небогат: университетской филфак (1953-1958), редакторские обязанности в издательстве «Молодая гвардия» (1958-1959), в «Литературной газете» (1959-1961), столь же недолгое заведование отделом критики в журнале «Юность» (1961-1963) – вот и всё, собственно.

Биография и по-другому, конечно, могла сложиться. Так, еще студентом четвертого курса Р. вместе с друзьями (а среди них Н. Горбаневская и В. Непомнящий) затеялся на свой страх и риск выпускать бесцензурную стенгазету «Литературный бюллетень» и, времечко было неясное, вполне мог бы вылететь из университета по «делу о неблагонадежности», но Бог миловал: «отделался, — как он вспоминает, — весьма и весьма легко. Ну, скажем, исключалась сама надежда на аспирантуру, каким бы я там именным стипендиатом ни был».

Возможность, как тогда шутили, «остепениться», то есть стать статусным филологом ему тем самым перекрыли, а от лестного распределения после МГУ на службу литературным редактором в КГБ удалось отвертеться. И больше никаких соблазнительных предложений к Р. не поступало, да он и сам к карьерному росту отнюдь не стремился. В конце концов и штатная работа по молодости в разных редакциях дала ему только одно: круг друзей.

Да еще каких друзей! «Я, — листает Р. страницы своей памяти, — первым слушал первые песни Окуджавы. Просто мы вместе работали – в соседних кабинетах. С Наумом Коржавиным мы вместе слушали первые главы великолепной вещи Балтера “До свидания, мальчики!”». И еще: «Мне в журнал “Юность” принес свои первые рассказы поэт Фазиль Искандер, с которым я был уже дружен, — как показывал первую свою повесть другой тогдашний товарищ, Владимир Максимов. Одному из первых читал мне Владимир Войнович – наизусть, как стихи, — главы еще не законченного, только лишь сочинявшегося “Чонкина”. Самым первым писал я о прозе Василия Аксенова и о поэзии Олега Чухонцева… Довольно?»

В дальнейшем, конечно, жизнь многих из них разведет, но спервоначалу они шли вместе – молодые таланты и их критик, поэтому удивительно ли, что именно Р. статьей в «Юности» (1960, № 12) дал имя всему поколению – «шестидесятники».
Их лидером он, впрочем, не стал, как не стал уже позже и одним из присяжных идеологов «Нового мира», то есть печатался, там, конечно, и очень ярко, «даже, — рассказывает, — попал в знаменитое «Письмо одиннадцати» — авторы его оказали мне честь, назвав мое имя в ряду пяти чудовищных, “антисоветских” критиков, подрывающих основы социалистического строя… Но это, к сожалению, неправда, я не был человеком и “Нового мира”».

И причина самая простая: необыкновенно в свои молодые годы компанейский, С. никогда не ощущал своей принадлежности к какой-либо «литературной партии» и власти «групповой» дисциплины над собою не признавал. Предпочитал независимость, в том числе вкусовую, превыше всего ценил свободу в высказываниях, над эмблемами Оттепели вроде А. Вознесенского и Е. Евтушенко весело издевался, легко ссорился с кумирами публики, а многих и вовсе на дух не принимал – Ю. Казакова, например, «всегда считал писателем дутым», признался, что «Турбина как критика терпеть не мог», а Ю. Трифонова, даже уже после выхода «Дома над набережной», хлестко припечатал: «Это рак, гениально исчисливший все выгоды безрыбья».

Но это всё в письмах, в разговорах с друзьями, в позднейших воспоминаниях. Тогда как критик должен высказываться публично, вынужденно приноравливаясь к требованиям цензуры и казенного этикета, а здесь Р. стреножили соображения уже не столько эстетики, сколько этики. Я, — объясняет он, — мог бы ругать «тех, кого можно ругать, мне не нравящихся, но талантливых людей, а официозное барахло я тронуть не могу», то есть не могу «позволить себе написать о том, что не то, что Софронов – дерьмо собачье, графоман и ничтожество, или Сергей Владимирович Михалков, исхалтурившийся в прошлом талант, но какого-нибудь ничтожного Фирсова тронуть было нельзя. Цензура не позволяла».

Вот так по Р. и получалось, что из оперативной критики с ее ограничениями надо уходить. Куда?

Спасал дар пересмешника – и Р. на паях с Л. Лазаревым и Б. Сарновым выпускает сборник превосходных литературных пародий «Липовые аллеи» (1966). Еще, конечно, спасало умение о самом сложном в литературе говорить запросто – и все 1970-е годы он вместе с Б. Сарновым ведет серию радиопередач для школьников «В стране литературных героев», собирая из сценариев книги (1977, 1979, 1989), которые и сегодня неплохо было бы переиздать. Сердце однако же влекло его к занятиям более капитальным – и Р., оскоромившись заказными монографиями об Я. Смелякове (1971) и К. Кулиеве (1974), одну за другой пишет книги о Пушкине (1977, 2006), Фонвизине (1980, 1985, 2008), Сухово-Кобылине (1988, 1989), очерки о русской классике, ее переложении на язык телевидения, кинематографа и театра (1982, 1984, 1989).

Далекие от норм академического письма, эти книги вряд ли можно назвать научными. Скорее писательскими, стилистически очень яркими, уводящими читателя в мир непреходящих художественных ценностей от литературы текущей, которая чем дальше, тем больше видится Р. либо исключительно тусклой, либо фальшивой.

И перестроечное обновление ничего в этой позиции уже не меняет. К книгам о классике XVIII-XIX века прибавляются работы об А. Галиче (1990) и О. Мандельштаме (1994), и, хотя Р. опять вроде бы много пишет о современности, но почти только в жанрах фельетона или памфлета. Его голос отныне – это «Голос из арьергарда», как называлась запомнившаяся статья в «Знамени» (1991, № 11). Его авторское амплуа – фонвизинский «Стародум», как назвал он свою постоянную рубрику в «Новой газете», с которой сотрудничал с 1996 года до самой смерти.

Понятно, что столь демонстративное неприятие едва ли не всей современной культуры многих раздражало. Р. упрекали в стариковском брюзжании, шутили, что, будто пушкинский Демон, ничего во всей природе благословить он не хотел.
Однако читали, так как, во-первых, — говорит С. Тарощина, — даже и брюзжанье «искупалось безмерной личной одаренностью» автора и его энциклопедическими познаниями.

А во-вторых, в век инноваций, креатива, лихорадочной гонки за молодостью должен же кто-нибудь напоминать, что есть ценностей незыблемая скала, и ценностей этих надо бы держаться.

Соч.: Русские, или Из дворян в интеллигенты. М., 1995; Русская литература: От Фонвизина до Бродского. М., 2001; Самоубийцы: Повесть о том, как мы жили и что читали. М., 2002; Книга прощаний: Воспоминания. М., 2004; Советская литература: Побежденные победители. М., 2006; Голос из арьергарда: Портреты. Полемика. Предпочтения. Постсоцреализм. М., 2007; Умри, Денис, или Неугодный собеседник императрицы (История жизни и творчества Дениса Ивановича Фонвизина). М., 2008; Дневник стародума. М., 2008.
Лит. Чупринин С. Критика — это критики. Версия 2.0. М., 2015, с. 232-250.