АНДРЕЙ ЗУБОВ. ВЫСТУПЛЕНИЕ В БРЮССЕЛЕ: КЛЮЧИ К ЗАВЕРШЕНИЮ РОССИЙСКО-УКРАИНСКОЙ ВОЙНЫ (перевод на русский язык)

Страшная русская агрессия против Украины, начавшаяся в конце февраля 2014 года и перешедшая в фазу полномасштабной войны 24 февраля 2022, лишила меня способности мыслить аналитически. О какой аналитике могла идти речь, когда твое государство встало на путь неспровоцированной агрессии, проливает кровь соседнего народа, разрушает дотла его города и села и при том лжёт, лжёт и ещё раз лжёт, пытаясь оправдать свои действия. В такой ситуации единственная позиция честного гражданина – это громогласное осуждение агрессии и разоблачение окутывающей её лжи. Такую позицию я занял с первых дней конфликта, с 1 марта 2014 г., опубликовав в газете «Ведомости» статью «Это уже было». Верность этой позиции заставила меня покинуть Россию два года назад, в конце сентября 2022, так как продолжение пребывания на родине сулило мне только немоту тюремного застенка.

Но сейчас, в сентябре 2024 года, уже достаточно ясно, что фронт стабилизировался, как и политическая ситуация в обеих воюющих странах. Каждый день война пожирает новые сотни жизней и новые миллионы долларов национальных богатств. По сегодняшним оценкам число погибших и искалеченных с обеих сторон достигло невероятной цифры в миллион человек. И в этом, ставшем почти привычном кошмаре, пора попытаться посмотреть на войну не как на трагедию десятков миллионов людей, не как на мою личную трагедию, а как на исторический факт. Ведь любая трагедия народов превращается для историков в предмет исследования, отнюдь не переставая быть их личной болью. Так было с Гражданской войной 1917-22 гг., с Голодомором, Большим террором, Советско-нацистской войной, Афганской авантюрой 1979-1991 гг.

В исторической ретроспективе Российско-украинская война – далеко не первая на послекоммунистическом пространстве, хотя и самая масштабная и в абсолютных цифрах самая кровопролитная. Мы должны вспомнить межгосударственные и межэтнические войны в Югославии начала 1990-х,  долгий Азербайджано-армянский конфликт вокруг Карабаха, начавшийся еще в 1988 году,  Грузино-абхазский и Грузино-осетинский конфликты, перешедшие в Российско-грузинскую войну в августе 2008 года, гражданскую, исключительно кровавую войну в Таджикистане, вооруженные столкновения в Ферганской долине, войну в Приднестровье. Десятилетняя Российско-украинская война венчает все эти вооруженные и кровопролитные конфликты, большинство из которых не урегулированы и по сей день.

И хотя, безусловно, войны сопровождают человечество со времен Каина и Авеля, а, если угодны более научные дефиниции, с раннего палеолита, частота и глубина конфликтов на посткоммунистическом пространстве позволяет заметить в них некоторую аномалию, особенно очевидную в сравнении с остальной Европой после 1945 года. На мой взгляд, причины эти лежат в сфере не этнических особенностей народов, весьма между собой несходных, а в сфере исторического общественного сознания, сформированного общим тоталитарным идеологическим прошлым, а именно, практикой коммунистической тирании.

Я позволю себе рассмотреть три позиции.

Во-первых, это убежденность в монополии на владение истиной. Любая тоталитарная идеология учит, что только моя правда (моей партии, моего государства), это правда, иная — или заблуждение или преднамеренная ложь. Есть правда пролетариата, но нет правды буржуазии, есть ее корыстная попытка удержать власть и богатства в своих руках и продолжить эксплуатацию рабочих и крестьян, и потому «эксплуататорские классы» должны быть уничтожены. Подобным образом нацисты утверждали, что полнотой истины обладают арийские народы, а низшие расы находятся в органическом заблуждении и потому могут существовать во благо только под арийским руководством, те же народы, которые противостоят арийским в лидерстве, как евреи, должны быть истреблены, так как корыстно ведут человечество по ложному пути. Подобные тоталитарные идеологии полностью отрицают право иных на собственную правду и на собственные благие жизненные цели и, тем самым, отрицают саму возможность диалога и взаимного компромисса. Эти идеологии формируют общественное сознание полной нетерпимости и быстро достигают предельной точки в изгнании, порабощении и физическом уничтожении носителей иного сознания или в Холокосте, или в Большом терроре.

Второй принцип – наше счастье и благополучие возможны не в сотрудничестве с иными социальными и этническими группами, обладающими иными, чем наши, ценностями и целями, а только при полном уничтожении носителей иных целей. Иной – это не партнер, гарантирующий и твой успех, а враг, стремящийся овладеть тобой и твоими богатствами. Предприниматель, купец – это не соучастник процесса производства и распределения наравне с рабочим, а тунеядец, трутень, подлежащий истреблению. Такими же трутнями, «сосущими кровь арийских детей», для нацистов были евреи. Опять же, путь собственному  процветанию и счастью не в сотрудничестве,  взаимных уступках и понимании естественных  интересов и ценностей другого, а в ликвидации этого другого как такового.

Отсюда третий принцип тоталитарного сознания – самоутверждение возможно не в результате сотрудничества и честной конкуренции с иными сообществами (труда и капитала, евреев и немцев и т.д.) на пути максимального раскрытия своих способностей, а только подавлением, завоеванием, порабощением иного, которого, если он не желает покоряться, уничтожают. Этот принцип – принцип империи, когда одна группа силой принуждения властвует над другими, вынужденными покоряться из страха.

Думаю, что именно эти принципы, там, где они вошли в плоть и кровь народов, вызывают жестокие войны. Исчезла коммунистическая идеология и основанная на ней практика, но никуда не делось сформированное ею тоталитарное сознание. Оно не было обесценено тотальным военным разгромом, как сознание нацистское (да и оно еще проявляет себя у 10-12% немцев и имеет тенденцию к росту). Характерно, что в нынешней Германии тоталитарные партии наиболее популярны в её восточной части, в бывшей ГДР, где нацистская и коммунистическая формы сознания сплавились воедино.

Мне много пришлось в свое время заниматься армяно-азербайджанским конфликтом вокруг Карабаха. И я, и мои коллеги, начиная с Галины Старовойтовой и академика Сахарова предлагали много вариантов компромиссных решений, но все они равно отвергались обеими сторонами. И армянское и азербайджанское общества желали обладать всем и не уступить противоположной стороне ничего существенного. Расчет был на грубую силу и на симпатии в мировом сообществе. Но мировое сообщество как раз ждало компромисса и толкало к нему обе стороны, а преимущество грубой силы сначала было на стороне Армении, а потом – Азербайджана и это преимущество грубой силы, в конце концов, решило конфликт трагическим для одной из сторон образом. Безусловно, взаимная способность к диалогу могла бы разрешить конфликт совсем иначе.

В конечном счете то же самое можно сказать и о всех иных конфликтах, в том числе и о русско-украинском. Конфликты эти имеют не экономический или политический характер (борьба за ресурсы, борьба против баз НАТО и т.п.), а характер психологический. Их основа – болезнь массового сознания, порожденная духом тоталитарной нетерпимости, наследованной от коммунистического прошлого.

Победа одной из сторон в таких войнах будет носить временный и случайный характер и порождать попытки реванша, вновь кровавые и опасные для благополучия целых регионов, до тех пор, пока сознание послекоммунистических народов не перестанет быть по преимуществу тоталитарно нетерпимым к иному, пока люди не поймут, что без компромисса надежного будущего нет.

Такой компромисс был достигнут в западной части Европы после Второй Мировой войны, где народы в полной мере осознали цену пренебрежения интересами другого. Результатом этого осознания стало сначала Объединение  угля и стали, потом Европейский Общий рынок, потом – Европейский Союз. Германия не требует больше возвращения Эльзаса, а Франция – Саара, но культурные, религиозные и языковые особенности населения меньшинств по всему Евросоюзу   (особенно в его старой части) защищены всецело. В восточной части ЕС, увы, еще сильны послекоммунистические рецидивы этнической и культурной нетерпимости и в отношении собственных меньшинств, и в отношении мигрантов.

То, что достигнуто в «старой Европе», не появилось вдруг. Это результат планомерного воспитания народов его элитами в течение семи десятилетий. До 1939 года и там было всё иначе, скорее плохо, чем хорошо. Но трагедии двух мировых войн были осознаны в том числе и как ошибки массового сознания и с огромным трудом, далеко не в одночасье – исправлены. Плоды европейского мира, нынешнего дружелюбия когда-то ненавидевших друг друга народов (немцев и французов, итальянцев и англичан) – налицо.

Вне зависимости от того, каким будет итог нынешней ужасной агрессии России против Украины, прочный мир на востоке Европы возможен только ценой учета реальных интересов всех конфликтующих сторон, как это было в Западной Европе после Второй Мировой войны. Пошедший на развязывание войны Путинский режим безусловно должен оказаться на скамье подсудимых, как и гитлеровский режим в Нюрнберге, но прочный мир может быть достигнут не судом над преступниками, а диалогом народов, подобным  триалогу Робера Шумана, Альчиде Де Гаспери и Конрада Аденауэра. Это, безусловно, будет нелегкий диалог, но возможен он станет только тогда, когда народы, ужаснувшиеся нынешней войной, порожденной национальным эгоизмом, поймут, что без взаимной эмпатии и компромисса для них нет будущего. Школьный учитель, университетский профессор, воспитатель детского сада должны, просто обязаны учить не национальному превосходству своего народа, не ущербности, неполноценности иных народов, региональных и конфессиональных групп, а только их равноценности, точнее, абсолютной ценности друг для друга, учить честной истории и культуре, не подтасованной в угоду тоталитарной идеологии.

Когда то Бисмарк говорил, что Германскую Империю создал немецкий учитель. И в этом было много правды, только результат такого учительства оказался плачевным, потому что учитель учил кичению национальным величием. Теперь учитель должен создать мирную, многонациональную и многоисповедную Восточную Европу, на подобии Европы Западной. Это миссия и русского учителя, и украинского, и грузинского, и азербайджанского, и армянского, и молдавского. Сам освободившийся от тоталитарного сознания собственной национальной исключительности, он должен научить этому своих учеников. Иных ключей к долгому миру, дай Бог, к вечному миру между Россией и Украиной, Арменией и Азербайджаном и ко всем иным кровавым конфликтам на постсоветском пространстве я не вижу. Ответственность за будущее не на политиках и военных, она – на нас, учителях.